Пилот штрафной эскадрильи

— Нет. И не возьмут, — убежденно сказал Михаил. — Из Сибири да с Дальнего Востока части свежие идут. Москву мы ни в коем разе не сдадим, этой же зимой и погоним немцев назад.

— Больно много машин да танков у них, и самолеты ихние с крестами все время летают, а наших и не видно.

— Как не видно? А я кто? Сбили меня — это правда, но летаем же! И танки у нас есть.

Михаилу стало обидно за Красную армию. В самом-то деле! Газет и радио нет, самолетов наших не видно — откуда население оккупированных районов узнает, что Москва не сдана и страна жива, силы для отпора собирает.

— Спасибо, гражданочка. Дальше я пойду.

— Ой, поостерегся бы. Отец мой хотел к родне сходить, вернулся три дня назад. Говорит — войск немецких везде полно, не пройти. Спрятаться бы тебе где, переждать.

— Ага, до победы, — съерничал Михаил.

— Зачем до победы, — спокойно ответила селянка. — Уйдут немцы дальше — сам вперед пойдешь.

— Выжидай не выжидай, все равно через передовую переходить надо.

— Есть хочешь?

— Не отказался бы.

Напрямую попросить еды Михаил стеснялся.

Женщина достала из-за пазухи телогрейки маленький узелок, развернула на ладони чистую тряпицу и протянула Михаилу кусок хлеба и две вареные картошки с солью. Сгодится.

Михаил быстро съел угощение, поблагодарил.

— Немцы в деревне давно?

— Четыре дня.

— Не безобразничают?

— Курей всех постреляли да сварили. Целыми днями только жрут и пьют, весь погреб опустошили, ироды. Как зимовать-то будем? А так — спокойно. Портреты товарища Сталина со стен в избах посрывали — это да. Но никого не стрельнули, Бог миловал.

— Чего они у вас в деревне делают?

— А кто его знает? Машина у них крытая, здоровенная, как изба. Палка над ней высокая с проволочками. И из машины той то музыка ихняя, немецкая играет, то голоса разные слышатся.

«Рация, — понял Михаил. — Эх, кинуть бы в машину гранату, да где взять ее? А с одним пистолетом против десятка солдат — верное самоубийство. — Надо трезво оценивать свои возможности. Стрелять он умеет, но не спецназовец и против десятка солдат не выдюжит. — Но запомнить про рацию надо, выйду к своим — доложу».

— Ну бывай, тетка, за угощение спасибо.

— Я не тетка, меня Глафирой звать.

— Прости, не хотел тебя обидеть. Лохмотья на тебе, лицо чумазое, возраст не угадаешь.

— Это я специально, чтобы немцы не приставали. Мне ведь тридцать всего.

Михаил мысленно чертыхнулся — вот ведь ошибся!

— Так я пошел.

Он немного потоптался и двинулся по опушке, чтобы в случае опасности нырнуть в чащу. Обернулся. Глафира махала ему рукой, потом нагнулась, взвалила на себя вязанку хвороста и сучьев.

«Вот кому несладко под немцем придется, — подумал Михаил. — Быстро войска наши под немецким нажимом ушли, население на оккупированной территории осталось, а потом власть им это же в вину и поставит, даже графу в анкете заведут — «был ли в оккупации». А кто виновен в этом?

Лес внезапно закончился. Михаил остановился. И вовремя. Сзади послышался приближающийся рев моторов. Понятное дело, наших здесь быть не могло.

Михаил упал на землю, отполз за толстое дерево и вытащил пистолет.

По лесной дороге шла колонна. Сначала мотоциклисты — довольно много, потом — два крытых брезентом грузовика, замыкал колонну слегка приотставший полугусеничный вездеход.

Михаил раньше таких не видел. Бронированный корпус, напоминающий гроб, спереди — автомобильные колеса, а под корпусом — узкие гусеницы. Крыши нет, торчит турель с пулеметом, и за ним — солдат в каске и шинели.

Бронетранспортер дополз до дерева, за которым лежал Михаил, и остановился. Распахнулась бронированная дверца, выбрался водитель, за ним — пулеметчик. Оба весело переговаривались. Расстегнув шинели, они начали облегчаться. Мягко урчал не выключенный водителем мотор.

Решение напрашивалось само. Единственное, чего опасался Михаил, — не сидит ли в бронетранспортере еще кто-нибудь? Если нет — надо стрелять в этих двоих и рывком к открытой бронедверце. А там — как повезет.

Михаил вскинул пистолет. Бах! Доворот ствола — еще выстрел! Двое гитлеровцев, не издав ни звука, падают как подкошенные.

Двумя прыжками — к машине. Заглянул в дверной проем — никого. А колонна уходила дальше. Видимо, звук работающих двигателей заглушил отдаленные пистолетные выстрелы.

Михаил неловко забрался на сиденье и уже взялся за ручку, чтобы прикрыть дверцу, да передумал. Он выбрался, оттащил тела в лес, предварительно сняв с пулеметчика железную каску, которую надел себе на голову — прямо на летный шлем. Зачем? Он даже сам себе объяснить не мог. И только потом вернулся на сиденье водителя и закрыл дверь.

Управление на бронетранспортере такое же, как и на грузовике: руль, рычаг коробки передач, сцепление, тормоза. По привычке посмотрел на приборы. О, топлива — половина бака! «Поеду, — решил Михаил, — все лучше, чем пешком. К тому же — броня и пулемет».

На набалдашнике рычага посмотрел схему включения передач, выжал сцепление, включил первую передачу и поехал.