Пятая руна

К приходу Дилана ужин был готов, дом наполнился теплом и вкусными запахами. Пройдя на кухню, братец принюхался, довольно улыбнулся, потом улыбнулся ещё шире и поставил на стол торт. Мамин любимый, бисквитный, с кремовыми розочками. Чуть ли не единственный соблазн этого мира, перед которым она никогда не могла устоять.

— Меня зачислили в штат, — объявил он. — Сегодня. Так что поздравляйте с первым настоящим рабочим днём корреспондента отдела политики.

Мама радостно всплеснула руками и повисла у Дила на шее. А я поняла, что сижу как сидела, бессильно сложив руки на коленях, и никак не могу изобразить на лице даже намёк на подобающую случаю улыбку.

Что мама знает о мире, в котором мы живём вот уже восемнадцать лет? Да ничего. Дом, магазины, работу, знакомых — только из наших, никого другого. И для неё слова Дилана просто хорошая новость, долгожданная и закономерная. Ведь её сын такой хороший мальчик. Умный, порядочный, старательный. Разумеется, его просто не могли не оценить по достоинству в конце концов.

Вот только я выбиралась из раковины почаще, потому имела представление о том, как здесь всё устроено. И точно знала: при самой лучшей работе и самом большом везении через год или два Дилан мог рассчитывать на место помощника в своём отделе. И только проведя в этих самых помощниках ещё пару-тройку лет, сам стать корреспондентом. А чтобы вот так сразу и в дамки — это бывает только с теми, кого есть кому продвинуть. Вот и брат, очевидно, нашёл того, кто сумел ему помочь. И я слишком хорошо знала, кого и как.

В душе, конечно, теплилась смутная надежда на чудо. Может, какой-то большой начальник оказался поклонником его историй. Заметил, оценил, продвинул. Могло ведь такое случиться? Могло. Теоретически. Очень теоретически.

— Поздравляю, — всё же выжала из себя улыбку я, когда мама опомнилась и взялась за тарелки. — Ты это заслужил.

— Не без твоей помощи.

От этого ответа я похолодела. Можно было подумать, что Дилан всё-таки оценил мою самоотверженную помощь в его поисках тайн и загадок, но нет, не на это намекала тварь, на миг глянувшая на меня из глаз брата. Глянувшая, и снова спрятавшаяся как раз к возвращению мамы с двумя полными тарелками.

Хотелось бы, чтобы эта короткая игра в гляделки, этот прозрачный и жестокий намёк избавили меня от последних сомнений, но нет. Мне стало только страшнее. А ещё стало вдруг больно дышать от стиснувших грудь тоски и обиды. Меня предали, на самом деле предали, продали и выменяли на кусочек желанного успеха. И видно, такая цена показалась ему не слишком высокой. Вполне себе приемлемой.

— Давайте ужинать, — пригласила мама.

И мы сели ужинать. Совершенно спокойно, привычно, мирно. Обсуждали вещи, которые нужно будет купить для племянников завтра с утра, подорожание билетов на поезд, случившееся месяц назад и тому подобные пустяки. Ничего же не случилось в самом деле, жизнь шла своим чередом.

После ужина и чаепития с тортом я перемыла и убрала посуду, села обратно за стол и задумалась. Завтра мама уедет, и мы останемся вдвоём. Лучший момент для моего неожиданного хода. Или всё-таки ожидаемого? Неспроста же тварь решила намекнуть, что она в курсе моей осведомлённости. О ней, обо всём, что происходит. Интересно, это она так бросает мне вызов, или пытается запугать, чтобы не вздумала даже пытаться сделать что-нибудь?

* * *

Домой я вернулась поздно, выжатая как лимон. День не задался с самого утра, и до вечера решительно всё шло наперекосяк. Сначала нам поменяли расписание и воткнули на вечер лишнюю пару. Узнали мы об этом только утром, но идти в учебную часть возмущаться никто не рискнул. Ходили уже как-то по такому же поводу. Получили простой и очевидный ответ: мы студенты, причём дневного отделения, и имели тут все в виду наши личные планы на вечер. Раз занятие назначили, значит, так было нужно, и будьте любезны посетить.

Марла, узнав о моём неизбежном опоздании, разразилась длинной прочувствованной тирадой о том, как достало её подобное отношение к работе со стороны всех вообще. Я выслушала всё это молча, не пытаясь возражать. Даже обещание вычесть пропущенные часы из зарплаты в двойном размере приняла равнодушно.

Потом декан на семинаре устроил проверочную, допрос и разнос. Даже как всегда безупречный ответ нашей главной умницы Софии его не порадовал. Лесли Веласко влетело за всех её знаменитых предков, которых она безнадёжно позорила своей безграничной глупостью. Достойных упоминания предков у Лесли было много, только это, кажется, и спасло меня от персонального нагоняя. Пара закончилась раньше.

На последней лекции нас ещё и задержали, так что от вечера на работе я не ждала ничего хорошего, и не напрасно. Именно сегодня к нам вдруг заявился Морис с инспекцией. Обнюхал каждый угол, осмотрел каждую полку, записал в свой знаменитый блокнот с полсотни претензий и замечаний и после смены ещё добрых сорок минут вещал о том, как мы своей невнимательностью, неаккуратностью и безответственностью подводим компанию, которая так много нам даёт.