Поужинав, я засела за динамические защитные структуры и закончила заданный расчёт так легко и быстро, что сама себе удивилась. Потом ещё почитала немного про артефактные конструкции к завтрашнему семинару и легла спать с чувством выполненного долга, можно сказать, весьма довольная собой.
Во сне я долго шла по тёмному узкому коридору, иногда запинаясь обо что-то невидимое на полу, но совершенно не чувствовала страха. А потом оказалась в маленькой круглой комнатке, похожей на колодец, между двух огромных зеркал в чёрных деревянных рамах. И в трепещущем, мечущемся свете пары висевших на стенах факелов увидела себя.
Вторая я тоже стояла между зеркал и любовалась бесконечной чередой собственных отражений, накручивая на палец прядь распущенных волос. Её короткая белая рубашка, похожая на больничную, была мокрой почти до талии, словно она недавно заходила в ней в воду, а правая нога от колена была замотана чёрной атласной лентой, завязанной бантом у щиколотки.
Не зная, как ещё привлечь к себе внимание, я кашлянула, потом осторожно постучала по раме одного из зеркал. Это сработало, вторая я перевела взгляд на меня. И что-то быстро и громко заговорила на неизвестном мне языке. Я не понимала ни единого слова, но смысл речи почему-то был мне совершенно ясен. Она целиком состояла из одних только оскорблений меня и всей моей семьи, в особенности отца. Я слушала её сначала искренне недоумевая, как вообще можно говорить подобное, а потом медленно закипая от ярости.
— Замолчи, — потребовала я в конце концов. — Замолчи!
Но вторая я замолкать не желала. С полубезумной улыбкой, уродливо искривившей губы, она продолжала говорить всё громче и язвительней, откровенно издеваясь. Я сжала кулаки в бессильном гневе и вдруг почувствовала в правой руке прохладную ребристую рукоять.
Это был кинжал, тонкий и явно очень острый. На блестящем серебристом лезвии, казалось, переливались, то и дело меняясь местами, незнакомые руны. Они тоже пытались сказать мне что-то, и их я тоже почему-то понимала. Руны требовали крови. Руны предлагали мне выбор.
Как зачарованная глядя на их танец, я провела кончиком указательного пальца левой руки по кромке лезвия. И тут же охнула, отдёрнув руку. Капля крови упала в пыль у моих ног, на мгновение вспыхнула синим огоньком и исчезла, словно никогда и не существовала. Я испуганно взглянула на свой палец и не увидела там ни следа пореза. Только руны заплясали быстрей и яростней. А вторая я всё говорила и говорила, и теперь её речь то и дело прерывалась безумным смехом. Не в силах больше выносить это, подчиняясь зову рун, я шагнула вперёд и с размаху вонзила кинжал в грудь этой второй. Самой себе.
Лёгкие обожгло холодом, а ладони — жаром. Вторая я исчезла, я осталась одна, с окровавленным кинжалом в окровавленных руках, среди бесконечных собственных отражений. И каждое из них теперь смотрело на меня с отвратительной ухмылкой.
Не выдержав этого зрелища, я выронила кинжал и отшвырнула его ногой куда-то в темноту, стараясь не смотреть на собственные руки. Но всё равно чувствовала, как с них капает и капает медленно остывающая кровь. Очень хотелось закричать и убежать из этого кошмарного места, но я не могла издать ни звука. И никак не находила прохода, через который пришла сюда, везде вокруг были сплошные каменные стены.
В отчаянии я зажмурилась и со всей силы ударила кулаком по одному из зеркал. Ожидала боли, но её не было. Зеркало осыпалось с тихим шорохом, словно осколки его были из бумаги. Они закружились по комнате, превращаясь в снежный вихрь, погасили факелы, а потом швырнули меня с бесконечной высоты во что-то мягкое. В ужасе распахнув глаза, я увидела свою комнату и мирно спящую на соседней кровати маму.
Минут пять я пролежала неподвижно, пытаясь хоть немного успокоиться. Потом решилась пошевелиться, осторожно нащупала ночник на тумбочке в изголовье, включила свет и посмотрела на свои руки. Крови на них не было, разумеется, и я медленно выдохнула. Придумала же себе глупый страх. Подумаешь, кошмар приснился. После всего, что я за последние дни пережила и передумала, было бы куда удивительней, если бы этого не случилось.
Немного привстав, я глянула на часы, стоявшие на подоконнике. Было только начало третьего, ещё спать и спать. Поколебавшись немного, я решила не ходить за таблеткой. И так засну, тем более что ужас уже начал сменяться слабостью. Обернувшись, я погасила ночник и почувствовала укол боли. Снова включила свет и едва сумела сдержать крик ужаса: на подушечке указательного пальца краснела тонкая полоса пореза.
Не выключая больше ночник, я свернулась в клубок, целиком укрывшись одеялом. Страх вернулся, став даже сильнее, полностью парализовав меня. Пытаясь успокоиться, я принялась вспоминать всё, что делала перед сном. Может быть, я порезалась, пока делала бутерброды, просто сама не заметила? Порезы нередко начинают болеть не сразу. Да, наверняка именно так всё и было, никакого другого объяснения существовать не могло.