Однако в отличие от детей женщины управляли домом, вели хозяйство, иногда даже работали, а еще, как я уже упоминала, могли выступать в качестве представительниц мужа. И это порождало постоянный страх мужчин перед женским расточительством. Ведь если жена пойдет в лавку и накупит там кучу нарядов, с этим ничего нельзя будет сделать, не признаваться же перед лавочником, что жена тебя не слушается. Можно не давать ей денег – так она наберет в долг, и все равно придется расплачиваться. Можно переступить через гордость и предупредить лавочников, чтобы не давали ей в долг, – так она может продать что-то из дома или заложить, и этому тоже никак не помешать. Только побить ее, но денег это не вернет.
Если внимательно прочитать сатирические истории про пьянствующих женщин, то можно заметить, что денежный вопрос там еще как присутствует. Парижанки, встречающиеся в таверне, заказывают самые дорогие вина и огромное количество еды, а когда у них заканчиваются деньги, продолжают есть и пить в кредит, заложив предметы своего гардероба. Мало того, когда они напиваются до потери сознания, их еще и обворовывают. Учитывая стоимость одежды в Средние века, это немалый удар по семейному бюджету.
С клиентками Элинор Румминг все еще более прямолинейно – автор прямо пишет, что женщины несут в оплату за эль все ценное, что смогли найти дома. Деньги они либо уже пропили, либо мужья, зная их зависимость, попросту ничего им не дают.
На этом фоне итальянские и английские подружки, которые всего-навсего устраивают обильный и расточительный пир, выглядят очень скромно, но в их случае подтекст остается тем же, просто он подается не так прямолинейно. Для современников и так все было понятно, потому что тема женских трат в питейных заведениях поднималась в средневековой назидательной литературе с завидной регулярностью. Как говорилось в одном стихотворении конца XV века, хорошие жены:
Неподчинение
Все перечисленные страхи можно, хоть и достаточно условно, свести к одному – страху перед женским неподчинением. Героини сатирических историй постоянно всем своим поведением демонстрируют непослушание, свою пусть маленькую, но независимость, отказ подчиняться власти своих мужей.
Где-то это декларируется открыто, а где-то прослеживается в многочисленных мелочах. Так, Скелтон в истории про Элинор Румминг и ее элезависимых клиенток заметно акцентирует внимание на том, что эти женщины не просто заявляют, что им наплевать на мнение мужей (хотя пробираются к ней все равно тайком), но еще и приносят ей в качестве платы не только свои вещи, но и головные уборы мужей. В Средние века головной убор всегда был не просто предметом гардероба, а имел определенный символический, а иногда и сакральный смысл. Украсть у мужа шапку или шаперон и расплатиться им за свое какое-то (еще и запрещенное им) хобби – это однозначно вызов, хоть и скрытый.
Английские подруги в трактире сплетничали, жаловались на мужей, обсуждали семейную жизнь – так сказать, выносили сор из избы – хвастались, говорили о любовниках и громогласно желали смерти мужу одной из них за то, что он ее бьет. Правда, их вызов тоже в итоге оказался скрытым, потому что как бы они ни бравировали, а в конце все равно поступили так, как ожидалось от женщин в средневековой литературе – тайно прокрались домой, изобразили, что были в церкви, и легли спать, чтобы мужья ничего не заподозрили.
В неподчинении, как и во всем остальном, больше всех преуспели парижанки, которые не только кутили в открытую, но еще и сплетничали на совершенно неженские темы – обсуждали качество вина, а главное (о ужас!) – говорили о политике, что являлось действительно открытым вызовом общественному мнению, потому что таким образом они вновь выходили из сферы нормальных женских интересов и вторгались на мужскую территорию.
Женские добродетели
В «Le livre de la cite des dames» Кристина Пизанская в числе прочего описывает образцовую жизнь, которую должна вести исправившаяся проститутка: «Она может прясть, ухаживать за лежачими женщинами или присматривать за больными. Она будет жить в маленькой комнатке на респектабельной улице среди хороших людей. Живя просто и трезво, она никогда не будет замечена пьяной или объевшейся, вспыльчивой или сварливой, или сплетничающей».
Кристина Пизанская, как всегда, точно и понятно создает образ хорошей женщины – то есть ведущей себя настолько правильно, чтобы ее прошлое перестало быть важным и она снова имела право называться хорошей честной женщиной.