Петрашевцы

Сам Петрашевский на следствии показывал, что он назначил пятницу для приема в своем доме приятелей в феврале или марте 1846 г., но разыскания В. И. Семевского, использовавшего следственные дела всех судившихся по делу петрашевцев, убедительно свидетельствуют, что собрания у Петрашевского начались в 1845 г., вероятно, осенью. Возможно, что в этих сведениях и нет никаких противоречий: собрания начались в 1845 г., а назначение определенного дня недели могло произойти именно в феврале или марте 1846 г. Однако подготовка к собраниям, «вербовка» членов и предварительные встречи могли начаться значительно раньше. Как уже отмечалось, директор лицея Д. Б. Броневский сообщал Дубельту 18 мая 1849 г. (очевидно, в ответ на запрос после ареста петрашевцев), что в первых числах сентября 1844 г. воспитанники младшего курса лицея А. Унковский, В. Константинов и А. Бантыш, юноши 14–16 лет, посещали Петрашевского, который «прельстил их умы» «суетным обаянием новых идей», «скептическим настроением мысли относительно предметов веры и существующего общественного порядка, якобы несовместного с благоденствием людей»[91]. Об этих фактах было сообщено генерал-губернатору А. А. Кавелину, который, видимо, не принял тогда мер. Вероятно, Броневский опирался на какие-то реальные датированные документы 1844 г.

О 1844 г., как времени первых визитов к Петрашевскому, будет говорить в своих показаниях следственной комиссии В. А. Энгельсон: «В 1844 году осенью был у него несколько раз и с того же времени прекратил мои посещения»[92]. Правда, он мог ошибиться на год, ибо речь, видимо, шла уже о постоянных собраниях. Но возможны ведь посещения и без собраний. Писатель В. В. Толбин сообщил на следствии, что впервые был у Петрашевского на его именинах в 1844 г.[93].

Постоянные же собрания относительно большой группы участников начались с осени 1845 г. Очевидно, с самого начала они приняли просветительский и социалистический характер: Петрашевский активно пропагандировал там принципы учений утопических социалистов, особенно Фурье. Собрания происходили в квартире Петрашевского. Начинались они довольно поздно — после 9—10 часов вечера и заканчивались глубокой ночью. Хозяин отличался радушием и хлебосольством. По словам Д. А. Кропотова, «чаю и что следует к чаю было всегда довольно; в особенности насчет ужина он (Петрашевский. — Б. Е.) был распорядителен: телячьи котлеты с зеленым горошком, поросенок под сметаной, а иногда блюдо дичи, в заключение пирожное и что следует к ужину в приличном количестве»[94]. Лакеев и официантов за ужином не полагалось, еда и питье выставлялись на стол (в центре — кипящий самовар), и гости сами себя обслуживали. Иногда опоздавшим недоставало приборов, и они должны были идти на кухню добывать себе посуду. Такой демократизм создавал непринужденную и дружественную обстановку для беседы, в миниатюре за ужином образовывалась как бы столовая фурьеристского фаланстера.

Фурьеристские увлечения Петрашевского уже в 1845 г. не были секретом для широких слоев петербургского и московского общества. Начинающий поэт и драматург Ап. Григорьев в пьесе «Два эгоизма», созданной в октябре 1845 г. и вскоре опубликованной (Репертуар и пантеон, 1845, № 12), иронически вывел петербуржца Петушевского (прозрачный псевдоним!), приехавшего в Москву, посещающего аристократические салоны и пропагандирующего там фурьеризм («Вы «Новый мир» Фурье изволили читать?» — обращается этот персонаж к славянофилу Баскакову, т. е. к Аксакову). Петушевский громогласно заявляет уже в первом действии, что он — «фурьерист», таковым же его видят и окружающие.