В статье «Ирония» фактически отождествляются термины «монарх» и «деспот»: в качестве примера иронии приводится сочинение Маккиавели «О монархе», доказывающее, что «монарх не должен стесняться ничем для усиления своей власти, между тем как принимая в соображение другие сочинения того же писателя, можно догадаться, что похвалы его деспотам суть не что иное, как сильная сатира».
После Семевского, заявившего, что по сравнению со вторым выпуском, созданным под руководством Петрашевского, первый выпуск, редактировавшийся Майковым, «гораздо бледнее и слабее»[103], как-то стало принято подчеркивать относительную «аполитичность», «литературность» первого выпуска. Как видно, это не совсем так: и в первом выпуске помещены порази-тельно радикальные статьи. Можно лишь удивляться, как такая книга могла быть пропущена в печать — современники впрочем во истину изумлялись сами. Делу помогла непроходимая глупость цензора А. Л. Крылова. Он хотя и достиг умеренностью и аккуратностью должности цензора, но умом никогда не отличался и сам потом признавался, что ничего не понимал в цензурируемых статьях словаря. Конечно, он очень боялся, «как бы чего не вышло», и даже докладывал петербургскому Цензурному комитету 20 февраля 1845 г. о статье «Ирония», по после разрешения комитета (читали ли члены комитета эту и подобные ей статьи?!), видимо, успокоился и разрешил издание первого выпуска 5 апреля 1845 г. В ближайшие дни словарь уже был в книжных магазинах, так как в майском номере «Отечественных записок» появилась хвалебная рецензия Белинского.
Критическая часть мировоззрения Майкова достаточно прозрачна. Помимо решительного неприятия деспотизма, он — противник социального неравенства (в статье «Касты»: «… существование каст есть признак высшей степени неразвития общества»), противник аристократии по рождению и по богатству (статья «Аристократия»).
Сложнее обстоит дело с пониманием позитивной программы Майкова. Несомненно, — он защитник равенства возможностей человека в обществе, а также защитник «аристократии способностей или ума»: «Она основана на том, что во главе народа должны стоять люди, отличающиеся от других не породой и не богатством, а личными достоинствами, образованностью, познаниями и опытностью в науке управления… В этом отношении мы, русские, можем гордиться перед англичанами, народом, который почитает себя достигшим совершенства в своей государственной организации. По смыслу наших законов, кровь и богатство ничего не значат на службе в сравнении с познаниями и способностями».
Не следует в этой тираде усматривать одну иронию. Конечно, Майков прекрасно понимает, что реальная Россия далека от идеала, но по крайней мере в законах империи существуют генеалогические или имущественные ограничения. А недостатки тогдашнего буржуазно-парламентского устройства, лишающего бедняка равных прав с богачом, были видны Майкову, и он прямо сказал об этом и в статье «Конституция»: «Защитники конституции забывают, что человеческий характер заключается не в
Конечно, и цифры (очень близкие к русским цифрам, к количеству помещиков и крепостных), и упоминания античных рабов — все это весьма прозрачные аллюзии на русскую действительность, но и английское социально-политическое устройство Майков реально не жаловал.
Очевидно, политическим идеалом Майкова была демократия, как можно судить по соответствующей статье: «
Демократические принципы проповедуются в словаре на самых разных уровнях, например применительно к государственным учреждениям: «Бюрократия противуполагается
Но Майков — явный противник «крайностей» демократизма. Недаром в словарь вводится статья «Демагог»: «Это слово наиболее употребляют, говоря о злоупотребляющих свое влияние на народ и воспламеняющих ярость черни из частных видов. Таковы были софисты в Афинах… партия Марата и т. п. во Франции, в дни революции; в настоящее время так называют в Германии (в Пруссии и Австрии) всех приверженцев революции».