Первый человек в Риме

Марк Антоний Оратор провел очень успешную трехгодичную кампанию против пиратов Киликии и Памфилии. Он закончил ее из своего штаба в восхитительно космополитическом и культурном городе — Афинах. Здесь к нему присоединился его хороший друг Гай Меммий, который по возвращении в Рим после губернаторства в Македонии был привлечен к суду за вымогательство. Его судили вместе с Гаем Флавием Фимбрией, его сообщником в мошенничестве с зерном. Фимбрия понес суровое наказание, а Меммий был осужден с перевесом лишь в один голос. Он выбрал местом ссылки Афины, потому что его друг Антоний провел там много времени. Поддержка Антония — вот что требовалось Меммию. Он хотел подать апелляцию в Сенат с просьбой отменить обвинение. То, что он мог позволить себе такие большие расходы, объяснялось простой случайностью. Еще в бытность свою губернатором Македонии он наткнулся на тайник с золотом в захваченной деревне племени скордисков — на сумму в сто талантов. Как Цепион в Толозе, Меммий не видел причины с кем-то делиться. Он и не стал этого делать. Но в Афинах некоторое количество монет он насыпал в подставленную ладонь Антония. И через несколько месяцев был вызван в Рим и вновь занял свое место в Сенате.

Поскольку война с пиратами закончилась, Гай Меммий ждал в Афинах, пока Марк Антоний Оратор тоже будет готов отправиться домой. Их дружба крепла, и они решили вместе выставить свои кандидатуры на должность консулов.

Был конец ноября, когда Антоний привел свою небольшую армию на пустое Марсово поле и потребовал отметить триумф. На что Сенат, собравшийся в безопасном храме Беллоны, с удовольствием дал согласие. Однако Антонию сказали, что с триумфом придется подождать до десятого декабря, поскольку еще не проведены выборы в трибунат и Форум до сих пор забит простым людом. Есть надежда, что выборы трибунов состоятся и они приступят к своим обязанностям одиннадцатого декабря; но о триумфальном шествии по городу в такой ситуации не может быть и речи. Так сказали Антонию.

Антоний понимал, что не сможет баллотироваться в консулы, потому что, пока его триумф не будет отмечен, он должен оставаться за пределами померия — священной границы города. У него еще сохранялась предоставленная ему власть, а это ставило его в положение, равноценное положению иноземного царя. А если он не имел права войти в Рим, то не мог и выставить свою кандидатуру на консульских выборах.

Однако успешно законченная война сделала его очень популярным среди торговцев зерном и других деловых людей. Теперь движение по Средиземному морю сделалось менее опасным и более предсказуемым. При желании Антоний легко стал бы старшим консулом, обойдя даже такого соперника, как сам Гай Марий. Несмотря на причастность к хлебным махинациям, шансы Гая Меммия также были неплохими, поскольку он был бесстрашным врагом Югурты и отважно сражался с Цепионом, когда тот возвратил Сенату право судить за вымогательство. Как сказал Катул Цезарь Скавру, принцепсу Сената, оба претендента пользовались популярностью и среди всадников, большинство которых составляли первый и второй классы, что было на руку «добрячкам»; к тому же оба предпочтительнее Гая Мария.

Конечно, ожидалось, что Гай Марий в последнюю минуту вернется в Рим, и все собирались голосовать за него в седьмой раз. Сведения об ударе подтвердились, но он, казалось, не слишком-то вывел Мария из строя. Те, кто приехал в Кумы повидаться с ним, уехали оттуда, убежденные в том, что удар ни в малейшей степени не отразился на умственных способностях старшего консула. Никто в этом и не сомневался. Гай Марий обязательно выставит свою кандидатуру.

Идея представить электорату двух кандидатов, желающих баллотироваться в паре, очень понравилась политикам. Антоний и Меммий, оба вместе, действующие заодно, имели шанс согнать Гая Мария с кресла старшего консула, в котором старик уже явно засиделся. Но Антоний упрямо отказывался променять триумф на должность консула. Он не желал раньше времени сложить с себя абсолютную власть и переступить границу Рима, чтобы выставить свою кандидатуру.

— Я могу баллотироваться в консулы в следующем году, — заявил он, когда Катул Цезарь и Скавр пришли к нему на Марсово поле. — Триумф для меня важнее. Мне, может быть, уже никогда не удастся победить в какой-либо войне. — И на этом он стоял твердо.

— Хорошо же, — сказал Скавр Катулу Цезарю, когда они в подавленном настроении покидали лагерь Антония. — Нам теперь следует слегка изменить правила. Гай Марий не слишком-то их соблюдает, так почему мы должны стесняться? Чересчур многое сейчас от этого зависит.

Именно Катул Цезарь предложил готовое решение Палате. Он встретился с достаточным для обеспечения кворума количеством членов в другом безопасном месте — в храме Юпитера Статора, недалеко от Фламиниева цирка.