Первый человек в Риме

Поскольку Марий задерживался в Кумах еще на несколько месяцев, Сулла взял на себя обязанность наблюдать за событиями в Риме. Свою задачу он выполнял таким способом, какой, например, Публию Рутилию Руфу никогда бы и в голову не пришел. Мотивы Суллы не были продиктованы исключительно преданностью Гаю Марию. После памятного разговора с Аврелией он уже вполне беспристрастно думал о своем будущем в Сенате и пришел к выводу, что Аврелия права: он, как Гай Марий, будет — как это называют садовники — «позднецветом». А в таком случае бесполезно ему искать союзников среди тех сенаторов, которые старше его. Скавр, например, совсем не годился. И как удобно было именно это его решение! Он будет вдали от восхитительно маленькой девочки-матроны, теперь уже матери крошки Эмилии Скавры. Когда Сулла услышал, что у Скавра родилась дочь, он был доволен. Так ему и надо, старому крикливому козлу.

Думая о том, как обезопасить собственное политическое будущее, сохранив при этом и будущее Мария, Сулла принялся привлекать на свою сторону молодое сенаторское поколение. Он выбирал тех, кто был податлив, легко подпадал под чужое влияние, тех, кто не слишком умен, очень богат, из важной семьи. Или же тех, кто был очень высокого мнения о себе и падок на лесть.

В качестве главных целей Сулла наметил Цепиона Младшего и Метелла Поросенка. Первого — потому что он был тупой патриций, знакомый с такими молодыми людьми, как Марк Ливий Друз (вот к кому Сулла даже и не думал подступаться). Второго — ради его осведомленности о том, что происходило среди старшего поколения «добрячков».

Никто лучше Суллы не знал, как обхаживать молодых людей, даже когда в этом не крылось ничего сексуального. Вскоре он уже разрешал все их спорные вопросы, выступая в роли непогрешимого арбитра. С легкой насмешкой наблюдал он их еще юношеское позирование, но делал это, оставляя им надежду, что со временем он передумает и начнет относиться к ним серьезно. И подростками-то они уже не были. Самые старшие из них всего лет на семь-восемь младше его самого. Достаточно взрослые, чтобы считать себя окончательно оформившимися, но и достаточно молодые, чтобы Сулла смог вывести их из равновесия. Именно они представляли собой будущее ядро Сената. Следовательно, со временем они будут иметь большое значение для человека, цель которого — стать консулом.

В этот момент, однако, главной заботой Суллы был Сатурнин. Вот за кем Сулла очень бдительно следил с тех самых пор, как на Форуме начали собираться толпы и облаченные в тогу сановники забеспокоились. Суллу совершенно не интересовало, прошел ли lex Appuleia frumentaria — закон Апулея о зерне — или нет. Сулла просто считал, что Сатурнина следует поучить: не всегда получается так, как ему хочется.

Накануне того дня, когда Сатурнин планировал провести свой закон о зерне, около пятидесяти молодых людей собрались в доме Метелла Поросенка. Сулла возлежал на ложе, с явной насмешкой слушая их разговор. Вдруг к нему подошел Цепион и решительно спросил, что, по его мнению, они должны сделать.

Сулла выглядел великолепно. Густые волосы цвета красного золота, превосходно уложенные в локоны, белая кожа — безукоризненна, брови и ресницы — достаточно темные и хорошо очерчены на атласе лица (присутствующие не знали, что он их слегка подкрасил стибиумом, иначе их не было бы видно), холодные голубые глаза завораживали, как у голубоглазого кота. — Я думаю, все это хвастливая болтовня, — молвил он. Метеллу Поросенку дали понять, что Сулла был кем угодно, только не дрессированной собачкой Мария. Как любой другой римлянин, он был не против того, чтобы человек примкнул к какой-то фракции. Он даже считал, что человек может отойти от этой фракции.

— Нет, у нас тут вовсе не пустая болтовня, — огрызнулся он. — Просто мы не знаем, какую тактику считать правильной.

— Ты возражаешь против небольшого насилия? — осведомился Сулла.

— Нет, когда требуется защитить право Сената решать, как тратить государственные деньги, — ответил Цепион.

— Сейчас как раз тот случай, — сказал Сулла. — Народ никогда не имел права тратить деньги города. Пусть народ принимает законы, мы не возражаем. Но право Сената — предоставлять требуемые этими законами суммы. И Сенат имеет право отказать закону в финансировании. Если нас лишают нашего исконного права контролировать финансы — тогда мы лишены вообще всякой власти. Деньги — единственный для нас способ объявить законы народа не имеющими силы, когда мы с ними не согласны. Вот так мы поступили с законом о зерне Гая Гракха.

— Мы не будем мешать Сенату голосовать за деньги, когда этот закон о зерне пройдет, — сказал Метелл Поросенок, совершенно не заикаясь. Среди друзей он не заикался.

— Конечно, нет! — воскликнул Сулла. — Мы не будем возражать и против его прохождения. Но в любом случае мы в состоянии слегка показать Луцию Апулею нашу силу.