Читаем Первый человек в Риме полностью

Таким образом, когда Сатурнин призывал голосовать за свой закон о зерне, почти вся толпа находилась во Фламиниевом цирке, и собрание проходило организованно, спокойно. Цепион привел на нижний Форум человек двести. Вооруженные дубинками и поленьями, парни с мощной мускулатурой — бывшие гладиаторы. Теперь они нанимались на любую работу, где требовалось применить силу или, скажем, кого-нибудь отлупить. В авангарде шли те самые пятьдесят, кто накануне собирался в доме Метелла. Цепион был общим лидером. Луция Корнелии Суллы среди них не было.

Сатурнин пожал плечами, равнодушно наблюдая, как эта банда движется через Форум, потом повернулся к голосующим и распустил собрание.

— Никому не проломят голову по моей вине! — крикнул он. — Идите по домам, приходите завтра! И мы примем наш закон!

На следующий день люди явились вновь, вчерашних парней на Форуме не оказалось, и закон о зерне был принят.

Сатурнин встретил Цепиона в храме Юпитера Наилучшего Величайшего, где собирались сенаторы. Консул Валерий Флакк посчитал, что здесь они будут в безопасности и смогут спокойно обсудить финансирование закона.

— Все, что я пытался сделать, ты, тупой идиот, — сказал Сатурнин Цепиону, — это провести закон на юридически обоснованно созванном Собрании. Толпы не было, атмосфера мирная, предзнаменования безукоризненные. И что же происходит? Ты и твои кретины-друзья приходят, чтобы проломить несколько голов? — Он повернулся к собравшимся вокруг сенаторам. — Не меня вините за то, что закон мы вынуждены были принимать среди двадцати тысяч простолюдинов! Вините этого дурака!

— Этот дурак винит себя за то, что не использовал силу там, где сила могла решить все! — закричал Цепион. — Мне следовало убить тебя, Луций Апулей!

— Спасибо, что сказал это в присутствии беспристрастных свидетелей, — молвил Сатурнин, улыбаясь. — Квинт Сервилий Цепион Младший, я официально обвиняю тебя в измене. Ты пытался препятствовать народному трибуну выполнить свой долг, ты угрожал неприкосновенной личности народного трибуна.

— Ты оседлал норовистого коня и рискуешь упасть, Луций Апулей, — вмешался Сулла. — Слезай, парень, пока этого не случилось.

— Я выдвинул официальное обвинение против Квинта Сервилия, почтенные сенаторы, — повторил Сатурнин, игнорируя Суллу как пустое место. — И теперь этот иск можно направить в суд по делам измены. Сегодня я здесь, чтобы потребовать денег для моего закона.

Присутствовало меньше восьмидесяти сенаторов, хоть помещение и считалось безопасным. И ни одного важного лица. Сатурнин смотрел на них презрительно.

— Мне нужны деньги, чтобы купить хлеб для народа Рима, — сказал он. — Если их нет в казне, советую занять их где-нибудь. Ибо деньги я все равно получу!

И Сатурнин получил свои деньги. Разъяренному, протестующему Цепиону, финансовому квестору, приказали отчеканить монеты из запаса серебра в храме богини Опы и заплатить за зерно без промедления.

— Увидимся в суде, — ласково простился Сатурнин с Цепионом, когда собрание закончилось. — Я намерен доставить себе огромное удовольствие и судить тебя сам.

Но в этом он превысил свои возможности. Всадникам, членам жюри, Сатурнин не понравился. Им больше по душе был Цепион.

А тут и Фортуна показала, что она на его стороне. Как раз в середине речи защитника пришло письмо, где сообщалось, что отец обвиняемого, Квинт Сервилий Цепион, скончался в Смирне, одинокий — окруженный лишь своим золотом. Цепион Младший горько плакал, жюри было тронуто, и обвинение сняли.

Предстояли выборы, но никто не хотел быть ответственным за них, потому что каждый день толпы продолжали собираться на Форуме, а зернохранилища так и оставались пустыми. Младший консул Флакк настаивал: надо подождать с выборами. Пусть время докажет, что Гай Марий не может принимать в них участие. Хотя Луций Валерий Флакк и был жрецом Марса, в робком фламине почти ничего не было от воинственного бога. Флакк не хотел рисковать собой, руководя выборами в подобной обстановке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза