– Но это будет года через два, – предупредил он.
– Два?! Один – и ни месяцем больше!
– Может быть, хотя лично я сомневаюсь. Рассчитывай лучше на два, дорогая теща.
– Ни секундой дольше, Луций Корнелий!
Сулла посмотрел на нее, вскинув бровь:
– А тебе лучше уже сейчас начать присматривать для меня подходящую жену.
– Ты шутишь?
– Нет, не шучу! – воскликнул Сулла, начинавший терять терпение. – Как по-твоему, я могу уехать сражаться с германцами и одновременно подыскивать себе в Риме новую жену? Если ты хочешь уехать в Кампанию сразу же после моего возвращения, тогда загодя подбери мне жену, да так, чтобы та была согласна.
– А какую жену ты хотел бы?
– Мне все равно! Только чтобы она была добра к моим малышам, – ответил Сулла.
Сулла был рад покинуть Рим. Чем дольше он оставался, тем сильнее становилось желание видеть Метробия. Но чем больше Сулла его видел, тем больше уверялся в том, что всегда будет его хотеть. Однако над взрослым Метробием Сулла уже не мог сохранять прежнее влияние. Теперь Метробий достиг того возраста, когда чувствовал, что сам может высказать свое мнение о том, как должны развиваться их отношения. Да, лучше быть подальше от Рима! Только по детям он будет скучать, по своим дорогим маленьким человечкам. Очаровательным. Любящим искренне, не рассуждая. Много лун не будет его дома, но в тот миг, когда он возвратится, они встретят его с раскрытыми объятиями и миллионами поцелуев. Почему любовь взрослых не такова? Ответ прост: любовь взрослых слишком эгоистична и рассудительна.
Сулла и Марий оставили младшего консула Квинта Лутация Катула Цезаря в муках набора новой армии. Ему предстояло набирать солдат из неимущих, и он неустанно жаловался на это.
– Конечно, она должна быть из неимущих. – Марий был лаконичен и безжалостен. – Нечего хныкать! Это не я потерял восемьдесят тысяч солдат при Аравсионе и в других проигранных битвах!
При этих словах Катул Цезарь, конечно, заткнулся, но сжал губы очень аристократично.
– Не стоило кидать ему в лицо такие обвинения, – сказал Сулла.
– Тогда пусть не тычет мне в лицо армиями голодранцев! – проворчал Марий.
Сулла сдался.
К счастью, события в Галлии развивались, как и ожидалось. Маний Аквилий сохранил армию в хорошем состоянии. Солдаты строили мосты, акведуки и очень много занимались муштрой. Квинт Серторий возвратился, но потом снова уехал к германцам. Он сказал, что там принесет больше пользы. Он будет продвигаться вместе с кимврами и при каждой возможности отсылать Марию сообщения. А в войсках уже поднялось настроение – предвкушали военные действия кампании нынешнего года.
В этом году в календарь надо было вставить дополнительный месяц – еще один февраль. Сразу же стала очевидна разница между прежним великим понтификом Далматиком и новым, Агенобарбом: Агенобарб не видел никакого смысла в том, чтобы соотносить календарь с реальными временами года. Так, когда наступал март, была все еще зима, ибо календарь теперь опережал сезоны. В году, состоящем лишь из 355 дней, лишний месяц в двадцать дней приходилось вставлять через каждые два года – традиционно в конце февраля. Но это решение принимала коллегия понтификов. Если членов коллегии не подталкивал добросовестный великий понтифик, вопрос о календаре не поднимался – как это и случилось на этот раз.
Вскоре после того, как Сулла и Марий вошли в привычный ритм жизни армейского лагеря по ту сторону Альп, пришло письмо от Публия Рутилия Руфа.