Наступал главный момент дня. В пурпурной с золотом тоге, украшенной пальмовыми листьями тунике, с покрытым красной краской лицом, со скипетром из слоновой кости в руке, триумфатор торопливо вошел в собрание сенаторов, желая, чтобы церемония закончилась побыстрее.
– Итак, приступим! – произнес он нетерпеливо.
В ответ на это требование наступило гробовое молчание. Никто не пошевелился. Лица вокруг сохраняли по возможности бесстрастное выражение. Нынешний соратник Мария, Гай Флавий Фимбрия, и уходящий в отставку консул минувшего года Публий Рутилий Руф (Гней Маллий Максим прислал известие о своей болезни) застыли в неподвижности.
– Что это с вами? – раздраженно поинтересовался Марий.
Из толпы выступил Сулла – уже не офицер в серебряных доспехах, но патриций в подобающей случаю тоге. Он широко улыбнулся, взмахнул рукой – до кончиков пальцев предупредительный, изысканный, всегда преданный квестор.
– Гай Марий, Гай Марий, ты что, забыл? – заорал он по-солдатски, явно подражая своему начальнику, и, вплотную приблизившись к Марию, подтолкнул его с неожиданной силой. – Ступай домой, переоденься! – прошептал он.
Марий открыл было рот, чтобы обругать его, но, уловив насмешливый взгляд Метелла, провел рукой по лицу и увидел на своей ладони красную краску.
– Боги мои! – воскликнул он. Его лицо исказилось, как комическая маска. – Прошу простить меня, уважаемые сенаторы, за спешку, которая делает меня смешным. Я тороплюсь навстречу германцам! Прошу меня извинить! Я вернусь сюда так быстро, как только смогу. Военные регалии – даже триумфальные – не к месту на встрече с сенатом в границах померия. – Уже на ходу он бросил через плечо: – Благодарю тебя, Луций Корнелий!
Сулла поклонился безмолвным зрителям этой сцены и побежал за ним следом – настолько быстро, насколько позволяла ему тога, которая была очень красива, но сильно сковывала движения.
– Я тебе действительно благодарен, – заверил Марий, когда Сулла догнал его. – Но вообще-то, много ли значения имеет, успел ли я надеть toga praetexta! Как же они будут стоять целый час на ледяном ветру, пока я смою всю эту краску и переоденусь?
– Для них это имеет значение, – отозвался Сулла. – И для меня, можешь мне поверить, тоже. – Чтобы поспеть за Марием, ему пришлось шагать как можно шире. – Тебе нужны сторонники среди сенаторов, Гай Марий? Тогда, прошу тебя, постарайся не портить с ними отношения! Они не хотят смешивать в одну кучу инаугурацию и триумф. Пожалуйста, не раздражай их сегодня!
– Ладно-ладно, – проворчал Марий.
Он спустился по лестнице от крепости к задней двери своего дома, шагая через три ступени, и так резко рванул дверь, что привратник упал и в ужасе вскрикнул.
– Заткнись, парень, я ведь не галл, и мы живем не триста лет назад!
Ворвавшись в дом, Марий принялся громко звать жену, рабов, банную прислугу.
– Я уже все приготовила, – отвечала похожая на царицу Юлия, пленительно улыбаясь. – Я так и знала, что ты будешь спешить. Горячая ванна ждет тебя, Гай Марий. – Она обернулась к Сулле все с той же мягкой, ласковой улыбкой. – Добро пожаловать, брат. Снаружи довольно холодно, ты не находишь? Отдохни пока в моей гостиной и согрейся у жаровни. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли немного вина.
– Ты права, там действительно прохладно, – отвечал Сулла, принимая кубок от свояченицы и направляясь следом за ней в гостиную. – Я привык к Африке. Поспевая за Великим, я несколько разгорячился, но теперь чувствую, что основательно озяб.
Она уселась напротив и доверительно наклонилась к нему:
– Что-нибудь не так?
– О, ты настоящая супруга! – отозвался он, невольно выдав себя горечью, прозвучавшей в голосе.
– Это потом, Луций Корнелий. Расскажи мне сперва, что не так.
Он криво улыбнулся, покачал головой:
– Ты знаешь, Юлия, я люблю этого человека, твоего мужа. Но иногда я готов поменяться местами с палачом и бросить его в Туллиан, как своего злейшего врага!
– Ну и что ж, – усмехнулась Юлия. – Со мной это тоже бывает. Ничего особенного тут нет. По-моему, это как раз нормально. Он действительно великий человек, и жить с ним очень непросто. Что он натворил?
– Пришел на инаугурацию в полном триумфальном облачении, – сообщил Сулла.
– О дорогой мой брат! Полагаю, он был недоволен тем, что попусту теряет время, и в результате успел всех их настроить против себя? – спросила эта преданная великому человеку супруга, ясная головушка.
– К счастью, я понял, что он собирается сделать, разглядел даже сквозь красную краску на его лице. – Сулла хмыкнул. – Эти его брови… После трех лет, проведенных с Гаем Марием, любой, если он не полный идиот, может угадать его мысли по движению бровей. Они так и скакали по красной физиономии. Да ты сама знаешь.
– О, я знаю! – И она широко, любяще улыбнулась.