Первый богач в Вавилоне

— Воззри, раб, которого ты знал, теперь свободный человек. Твои слова оказались волшебными. Ковры стали продаваться лучше, и моя выручка растет. Моя жена вне себя от счастья. Она свободнорождённая, племянница моего хозяина. Она хочет, чтобы мы переехали в другой город, где никто не будет знать, что я когда-то был рабом. Тогда нашим детям никто не будет колоть глаза несчастьями их отца. Труд стал моим лучшим другом. Он помог мне вновь обрести уверенность в себе и умение продавать.

Я был ужасно рад, что хотя бы такой мелочью смог отплатить за те добрые слова, которыми он меня поддерживал.

Как-то вечером Свасти пришла ко мне очень расстроенная:

— Твой хозяин попал в беду. Я боюсь за него. Несколько месяцев назад он сильно проигрался. Теперь ему нечем платить земледельцам за зерно и мёд, и ростовщику он тоже не платит. Все, кому он должен, сердиты и угрожают ему.

— Что нам за него беспокоиться. Мы ему не няньки, — бездумно ответил я.

— Глупый юнец, ты не понимаешь. Он отдал ростовщику купчую на тебя как залог. Ростовщик по закону может забрать тебя и продать. Я не знаю, что делать. Он хороший хозяин. Почему, почему его должна была постигнуть такая беда?

Опасения Свасти сбылись. Наутро, когда я загружал хлебы в печь, явился ростовщик с человеком которого он назвал Шаси. Тот оглядел меня и сказал, что я гожусь.

Ростовщик не стал ждать возвращения моего хозяина, а только велел Свасти передать хозяину, что он, ростовщик, меня забрал. Меня потащили прочь, не дав закончить выпечку. Всего имущества у меня было — одежда, что на мне, да кошель со сбережениями, подвешенный к поясу.

Меня оторвали от заветных надежд, как налетевший ураган вырывает дерево с корнем и швыряет в бурное море. Меня опять погубили ячменное пиво и игорный дом.

Шаси был грубый и неотесанный. Пока он вел меня через город, я рассказал ему о том, как хорошо трудился на своего прежнего хозяина, и выразил надежду, что буду так же хорошо трудиться на нового. Но ответ меня не обрадовал:

— Мне не нравится эта работа. Моему хозяину она тоже не нравится. Царь велел ему послать меня строить кусок великого канала. Хозяин приказал Шаси купить еще рабов, трудиться тяжело и закончить быстро. Пфе, разве можно быстро закончить такую большую работу?

Представь себе пустыню без единого дерева, только с чахлыми кустиками, и солнце, палящее так сильно, что вода в бочонках для питья становилась нестерпимо горячей. Потом представь ряды людей, от рассвета до заката спускающихся глубоко в вырытую яму и таскающих наверх по мягким пыльным тропам тяжёлые корзины с землёй. Представь себе, что еду им дают в корытах, как свиньям. У нас не было ни палаток, ни соломы, чтобы спать на ней. В таком положении я оказался. Свой кошелёк я зарыл и запомнил место, гадая, доведется ли мне когда-нибудь его выкопать.

Сначала я работал старательно, но месяцы тянулись, и я почувствовал, что дух мой скоро будет сломлен. Потом моё усталое тело охватила лихорадка от жары. Я потерял аппетит и едва притрагивался к похлебке из баранины с овощами. Ночью я ворочался без сна.

Я был так несчастен, что мне пришло в голову: может быть, Забадо был все-таки прав? Может, лучше увиливать от работы, чтобы тебя не заморили тяжким трудом? Но тут я вспомнил, каким видел Забадо в последний раз, и понял, что его план нехорош.

Я вспомнил озлобленного Пирата и подумал: не лучше ли сражаться и убивать. Но потом вспомнил его окровавленное тело и понял, что его план тоже никуда не годится.

Потом я вспомнил Мегиддо, каким видел его в последний раз. На ладонях у него были жёсткие мозоли от тяжёлой работы, но на сердце было легко, а лицо светилось счастьем. Его план — лучше всех.

Однако я не меньше хотел работать, чем Мегиддо: не может быть, чтобы он работал тяжелее меня. Почему же мой труд не принес мне счастья и успеха? Счастлив ли Мегиддо оттого, что трудится, или же счастье и успех зависят только от богов? Неужели мне придется работать до конца жизни и не исполнить свои желания, не достичь ни счастья, ни успеха? Все эти вопросы теснились в голове, и я не находил ответов. Я был в полном замешательстве.

Через несколько дней, когда мне казалось, что я больше не могу, и я всё ещё не получил ответов на свои вопросы, Шаси послал за мной. Мой хозяин прислал вестника, чтобы отвезти меня обратно в Вавилон. Я выкопал свой драгоценный кошель, поплотнее завернулся в лохмотья, оставшиеся от моей одежды, и двинулся в путь.

Пока мы ехали, в моем воспаленном мозгу мелькала всё та же мысль об урагане, который швыряет меня то туда, то сюда. Мне показалось, что я живу в причудливой песенке, которую распевали жители моего родного города Гаруна:

Судьба кидает человека, Как смерч, самум и ураган, Ее путей никто не знает, Что будет с ним — не знает он.

Неужели судьба так и будет меня наказывать неизвестно за что? Какие новые несчастья и разочарования ожидают меня?