От мысли, что до суда осталась всего пара месяцев, мне стало не по себе. Канна говорила, отец мучил ее, но что, если она не сможет привести в пример ни одного конкретного случая издевательств? Вдруг она просто избалованная дочка известного художника?
Мы отъезжали все дальше и дальше от хмурого города в сторону гор, утопающих в снегу.
Снег продолжал идти, даже когда мы доехали до своей станции. Выйдя в город, мы увидели перед собой ряды деревянных домов – наследие средневековой Японии. Казалось, по их черным черепичным крышам кто-то прошелся белилами.
Мы сели в такси и назвали адрес. Машина вяло поплелась по пустынной дороге и через какое-то время выехала на узкую тропку, проложенную между двух уходящих вдаль незасеянных рисовых полей. Перед такси, заслоняя путь, взметнулись в воздух клубы снега. Стрелка таксометра неумолимо поднималась. Наконец из-за заснеженных деревьев выглянул красивый старинный дом. Машина остановилась перед черными воротами, водитель повернулся к нам и указал на здание со словами: «Вам, наверное, сюда».
Не успели мы позвонить в дверь, как она сама отворилась с мягким скрипом. Нам навстречу вышел мужчина в узорчатой рубашке и черном кардигане.
Ему, по всей видимости, было уже за тридцать, но распущенные черные волосы и яркие зрачки придавали его лицу какую-то юношескую свежесть.
– Здравствуйте! – бодрым голосом проговорил он. – Рад с вами познакомиться, я – Намба. Спасибо, что приехали в такую даль специально, чтобы со мной встретиться, – приветствуя нас, он несколько раз поклонился.
Внутри дома стоял сквозняк. Под потолком протянулись мощные балки – в снежном районе иначе нельзя, а то крыша не выдержит. В комнате с деревянным полом, служившей гостиной, топился ирори[27], в наше время большая редкость. На полу лежал синий персидский ковер, на подоконнике у стены выстроились гипсовые статуэтки и керамические сосуды. Рядом с окном горел керосиновый обогреватель.
Намба выдал нам подушки для сидения, и мы расположились вокруг очага. Затем он принес с кухни, расположенной в задней части дома, заварочный чайник и поставил перед нами по чашке юноми. От обычных чашек их отличало отсутствие ручек, а также форма: они напоминали скорее керамические стаканы.
– Дом старый, поэтому тут холодновато.
– Нет, что вы, у вас тут очень красиво, – запротестовала я.
Интерьер действительно был удивительно гармоничным: элементы западного и японского стилей идеально сочетались между собой и отлично подходили под цвет старинной древесины, которой был выложен паркет.
– На данный момент мы работаем втроем: я и два местных гончара. Я отвечаю за дизайн и роспись чашек юноми и тарелок.
Грея руки о свою чашку, Цудзи спросил:
– Вы трое – старые друзья?
– Нет. Раньше здесь жил дед одного из этих гончаров. После его смерти дом пустовал, поэтому тот гончар выложил пост в «Фейсбуке», что ищет соседей. Кто-то написал ему про меня, так мы и познакомились. Года три назад. Для вас эта история может показаться странной, но люди искусства обычно очень открытые и легко идут на контакт. Они могут запросто предложить пожить у себя знакомому иностранцу, который неожиданно решил посетить Японию.
«
– Вы больше не рисуете? – поинтересовалась я.
– Почему же… – ответил он и, немного замявшись, продолжил: – Рисую. Но… Как бы это сказать… Со временем я понял свои сильные стороны как художника. Создание больших картин на холсте – это не мое. Мне кажется, у меня гораздо лучше получается наносить рисунки на какие-то небольшие предметы: скажем, тарелки или чашки, – пояснил Намба, поднимаясь с пола.
Он подошел к шкафу и, открыв стеклянную дверцу, достал несколько предметов. Расставленные перед нами тарелки были расписаны плющом и тонкими лепестками цветов.
– Как красиво, – протянула я.
Мужчина смутился и, покачав головой, ответил:
– Что вы, что вы! Но знаете, с керамикой очень интересно работать. Ведь предсказать, как будет выглядеть вещь после обжига, невозможно. Кстати, обжигом я тоже занимаюсь, хоть мне и нелегко это дается: пока что я только учусь. При этом мы следим за печью по очереди, и, бывает, у меня несколько дней подряд выпадают ночные смены, приходится не спать. Но этой осенью у меня прошла первая персональная выставка в местной галерее, и, мне кажется, я делаю успехи.
– Какие картины вы рисовали, пока учились в университете? – Цудзи перешел к вопросам, которые нас действительно интересовали, но сделал это так непринужденно, будто просто поддерживал беседу.
– В основном пейзажи. Людей, кажется, практически не рисовал. Хотя среди моих одногруппников были и те, кто, наоборот, отдавал предпочтение портретам. Но я с детства увлекался абстракционизмом.