Первая жена

Он даже потряс головой, чтобы сбросить это оцепенение. Мысли постепенно вернулись к работе и к текущим делам, но легкая грусть не проходила. Ни днем, ни вечером, ни, как ни странно, следующим утром.

Обычно он просыпался бодрым, всегда в одно и то же время, будил сына. Пока тот просыпался, брал гантели, занимаясь минут пятнадцать – двадцать. Потом организовывал ребенка: зарядка, душ, завтрак. Тот пошел в мать: любил поспать подольше, понежиться, просыпался неохотно и медленно, вяло двигался, был не в настроении и окончательно просыпался, похоже, только в дверях, когда пора было бежать в школу.

Сам же Вадим после зарядки и контрастного душа чувствовал себя энергетически наполненным и готовым к трудовому дню. Он обильно завтракал, предпочитая что-то горячее: кашу или омлет, большую чашку кофе со сгущенкой и бутерброд с ветчиной. Супруга никогда не тревожилась в плане проводов мужа и сына по утрам. Знала: Вадим прекрасно справится. Свою трудовую деятельность она старалась организовывать таким образом, чтобы выходить из дома не раньше десяти часов. И если ей по каким-то неотложным делам приходилось вставать рано, то лучше было не попадаться ей на пути. Все ее раздражало, и ничего хорошего эти утренние часы для семьи не сулили. Мужчины это знали и всегда по утрам разговаривали вполголоса: не дай бог разбудить, не дай бог потревожить.

Именно утренняя грусть, столь не свойственная Вадиму вообще, выбила его из колеи. Он привычными движениями выполнил комплекс упражнений, проводил сына в школу, пришел на кухню готовить себе завтрак и вдруг понял: он не хочет. Ни есть, ни пить кофе, ни даже идти на работу. Вадим попробовал проигнорировать это свое настроение, но кофе остался недопитым, бутерброд едва надкусанным, а с омлетом он и вовсе не стал заводиться…

Поначалу он даже не понял причину своей печали. Раньше сменой настроения он не страдал, меланхолии подвержен не был и вообще имел нрав ровный, спокойный, оптимистичный. Надежда, как возможная причина его грусти, всплыла неожиданно и шокирующе.

Ну да, понравилась ему женщина. Ну, милая, приятная… И что? Дальше этих фраз мысль не продвигалась. Но стало абсолютно ясно – именно она и есть причина его печали. А уж отчего так, почему, пожалуй, лучше не думать, потому что сегодня непростой день: мало того что лекция и два семинара, мало того что заседание кафедры, так еще и репетиторство вечером, и несколько важных звонков запланировано… А если он сейчас начнет копаться в себе, если позволит глубоко погрузиться вовнутрь собственных переживаний, то обо всех намеченных делах ему придется забыть. Вадим знал за собой такое состояние – либо он идет по четко намеченному плану, читая лекцию, проводя семинары и выполняя прочие важные дела. Либо, уйдя в анализ причинно-следственных связей своей ситуации, он станет рассеян, раскоординирован и вряд ли сможет быть эффективным в работе. А неэффективности своего труда Вадим допустить не мог. Поэтому ценой долгих самоуговоров, выдвижения волевых своих качеств на первый план, он отодвинул душевные переживания чуть в сторону, хотя некую минорность настроения и повышенную сентиментальность спрятать до конца не мог. Хватило его ненадолго, до вечера…

Главным итогом этого суматошного дня стал телефон Надежды, полученный у Петра Ефимовича.

Вадим попросил:

– Петр Ефимович, у вас девочка Аня занимается. Помните, я как-то вас замещал, когда вы в командировке были?

– Ну конечно!

– Я тогда ее маме, Надежде Федоровне, обещал кое-какие учебники. Она просила меня то ли для сына подруги, то ли для соседа… – Он придумывал на ходу более-менее удобоваримое объяснение своему интересу. – И что-то телефон ее найти не могу.

Петр Ефимович полез в записную книжку. Он так и не привык заносить номера в память телефона, по старинке больше доверяя собственным записям. Книжка была совсем старая, потрепанная, кое-какие листки грозили вот-вот оторваться вовсе. Он долго перелистывал ее, вспоминая, на какую букву мог записать имя одной из многочисленных учениц.

– Слушай! Что-то не могу пока найти. Давай я лучше сам передам через Аню твои книги! – предложил он.

– Что вы? Что вы? – замахал руками Вадим. – Там столько! Я пересмотрел все старые учебники, у меня их чуть ли не две сумки набралось. Пусть сами приезжают, забирают. Посмотрите еще раз: может, на «А»? Аня?

Петр Ефимович со вздохом опять открыл записную книжку.

– На «А»? На «А» я почему-то не смотрел. Смотрел на «У» – ученики, на «Р» – репетиторство. А на «А»… О, точно! Смотри-ка, какой ты молодец! Так и есть: Аня Гаврилова… Вот… А дальше мама – Надежда Федоровна. Пиши телефон!

*