Первая жена

Нет, он не был ни влюбчивым, ни ветреным, ни гулящим. Так… Что-то трепетало где-то в тайниках его сердца – ожидание ли страсти или любовной неги – но никогда он не отдавал себе отчета в этом затаенном трепете. Все его амбиции и мечты были сопряжены с работой: научные конференции, публикации, монографии, лекции, подготовка к написанию докторской диссертации. Именно защита докторской открывала доступ к более высокому статусу профессора и даже, возможно, к заведованию кафедрой, что очень даже грело и влекло. Пусть не сейчас, в перспективе… Но тем не менее.

Когда перед ним возникла Надежда, он никак не мог взять в толк, о чем она говорит. Какая-то девочка Аня, временная его ученица, детская влюбленность… Он-то здесь при чем?

– Постойте-постойте! – остановил Вадим словесный поток Надежды. – Пожалуйста, еще раз сначала. Я ничего не понял.

Она замолчала, отчего-то тяжело вздохнула и как будто даже засмущалась:

– Вы извините, я, наверное, отвлекаю вас… Но я волнуюсь за дочь.

– А что с ней? – ошеломленно переспрашивал он, так до конца и не поняв, о ком идет речь.

В какой-то момент Надежда поняла, что ситуация выглядит комично. Наверное, она и вправду что-то напутала. Или Аня напридумывала гораздо больше, чем есть на самом деле, или этот преподаватель что-то скрывает. Но вроде нет, не похоже. Слишком искренне он удивлен, естественен и правдоподобен в своем изумлении. Она вдруг сникла, оборвав саму себя чуть ли не на полуслове, и отвернулась.

– Надежда… Простите, забыл ваше отчество?

– Федоровна, – подсказала она.

– Надежда Федоровна! Я припоминаю вашу дочь. Я действительно несколько раз с ней занимался… в начале учебного года… И что? Ну позанимались и разошлись. В чем проблема?

– Вы простите меня… Наверное, я не права. Девичьи грезы и фантазии приняла всерьез.

– А я-то при чем? Вы можете мне объяснить?

– Просто я испугалась – вдруг у вас с ней возникли отношения… вы взрослый мужчина, она – ребенок. Хотела поговорить, выяснить. Знаете, материнское сердце волнуется. Она у меня единственная дочь.

– Я вас понял. Говорю вам совершенно ответственно: у меня с вашей дочерью отношений нет! Да, она бывает и на кафедре, и на институтских мероприятиях. Мы здороваемся, разговариваем, но это все в самых обычных рамках. Многие девушки здороваются со мной, общаются, звонят. Возможно, что кто-то из них и влюблен. Но поверьте, это не повод для волнений.

– Значит, будем считать, что она все себе напридумывала, – не очень уверенно, но все же воодушевленно произнесла Надежда.

– Скорее всего, именно так, – отреагировал Вадим и сам удивился своему внезапно наступившему спокойствию. Он ведь только что куда-то бежал, торопился, у него ведь были какие-то неотложные дела..

А эта женщина… Она прервала его движение, вырвала из бурлящего потока факультетской жизни, а он вместо раздражения и нетерпения вдруг испытывает покой.

Вадим смотрел на нее и не понимал, что с ним происходит. Уже вроде бы все сказано, выяснены все недоразумения, уже и разговор логически подходит к прощанию, а он вдруг осознает, что прощаться ему совсем не хочется, и что тот вопрос, по которому он только что куда-то спешил, совсем даже не важный и не срочный, и что ему почему-то хорошо здесь и сейчас… Стоять, разговаривать с этой незнакомой, встревоженной, но очень милой женщиной.

Вадим сказал вдруг:

– Я хочу угостить вас кофе. Пойдемте! У нас в буфете такие вкусные десерты…

И заговорил про кофе, сладости, про то, что после ремонта у них и столовая преобразилась, и банкетный зал открылся. А буфет, в который раньше брезговали заходить даже вечно голодные студенты, стал совсем другим: свежайшие продукты, большой ассортимент. Казалось, он говорит без остановки, чтобы не дать ей возможности отказаться, вставить слово, задать ненужный вопрос. Надежда сама не заметила, как оказалась втянута в это его движение, в этот кажущийся абсурдом разговор, в водоворот его ничего не значащих слов: «Вам с сахаром? С молоком? Какой десерт предпочитаете?»

Она пришла на разговор в душевном смятении, она встревожена и по вполне объяснимым причинам взволнована за дочь, а тут… Человек, к которому у нее заочно были сформулированы претензии и слова недовольства, вдруг тянет ее по лестницам и этажам, ведет в какой-то буфет пить кофе. И при этом говорит бесконечно, возбужденно и явно заинтересованно. Ничего не понятно!

*

Уже потом, дома вечером, когда муж плотно углубился в компьютер, а дочка ушла в свою комнату читать, Надя, сидя на диване и бездумно листая журнал, вдруг вспомнила сегодняшнее событие – визит к преподавателю – и какими-то другими глазами посмотрела на него…

…Они сидели в шумном буфете, среди громогласных студентов, среди непрерывно снующего потока и в то же время будто бы в изоляции… Сейчас, когда она видела их беседу со стороны, ей показалось, что их столик был словно островком, которого не касалось бурлящее вокруг людское море.