Перст судьбы

Вообще-то за свою недолгую жизнь я перевидала немало казней. Мне было лет шесть, когда меня в первый раз повели смотреть, как расправляются с фальшивомонетчиком. В тот раз всех детей из замка усадили не в ложе перед королевским креслом, а в первом ряду внизу, у самого заборчика, что отгораживал сидячие места от Ратушной площади, на которой толпился простой люд – оттуда все хорошо было видно. И вот мы сидели – я, Ирма, Гвидо, Франческо и Лючия (она умерла три года назад) – и во все глаза пялились на человека, с которого сдирали кожу. Кажется, он был еще жив, но почему-то не кричал. Палач содрал с осужденного кожу и показал этот чулок толпе, потом засунул в рот казненному палец и выкрикнул:

«Он живой еще! Вот мерзавец, кусается!» Толпа ответила радостным ревом.

– Врет! – уверенно сказал тогда Франческо. – Преступник уже мертвый. Он был мертвый, когда его вынесли на помост. Я знаю, его приказали заранее умертвить – из милости.

Я хотела ему поверить и не могла. Еще долго я думала: вдруг человек, лишенный кожи, все еще жил? Как он должен был страдать! Разве можно такое представить? Странно, никто из пяти миленьких деток в нарядных платьях, что рядком сидели на скамейке, не закричал, не заплакал, не попытался уйти. Мы просто сидели и смотрели. Я была самой младшей.

Теперь меня тошнит от одного воспоминания, от звуков, напоминающих эти мокрые шлепки, хотя с тех пор прошло уже десять лет.

* * *

Ратушная площадь – самая красивая в нашем городе. Со всех сторон ее окружают дома самых знатных и самых богатых горожан. Дома стоят в ряд, вплотную друг к другу, фасады украшены резьбой, барельефами, позолотой. На площадь вливаются четыре улицы, и над каждой построена арка из красного кирпича. В центре площади – ратуша с высокой башней, и на башне – часы. Циферблат изукрашен изображениями Луны и Солнца, и каждый час, прежде, чем ударит часовой колокол, под циферблатом открывается дверка и наружу выплывает нарядный хоровод из бронзовых позолоченных дам и кавалеров. Они исполняют замысловатый танец и скрываются во втором окошке. После этого часы начинают бить.

Сегодня от каждого дома к ратуше перекинули гирлянду фонариков из желтых, красных или синих лурсских огней. На площади светло как днем: огоньки горели во всех окнах, на всех балконах. Гуляки носили на палках целые связки разноцветных фонариков. Говорят, только несколько мастеров-лурсов знают секрет холодного огня и никому из людей его не открывают. Лурсам же этот секрет поведали страшные демоны Северных гор, потому что сами лурсы своим умом ни до чего дойти не могут.

А еще от одного из домов к ратуше натянули канат, и по канату этому взад и вперед скользил мальчишка в бело-желтом костюме с шестом наперевес. Его движения так же отточены, как движения кукол в часах. Но он не кукольный, он живой, и если сорвется вниз, то разобьется насмерть.

Внизу жонглеры развлекали гуляк, подбрасывая в воздух и ловя факелы с настоящим обжигающим огнем. Другие опасный огонь глотали. Третьи заставляли леопардов прыгать сквозь огненное кольцо. Все смеялись. На медные подносы щедро сыпались монеты. Девушка в широкой красной юбке плясала на рассыпанных по мостовой углях.

– Девушка, вы всегда такая мрачная? – окликнул меня кто-то.

Мрачная? Я беспокойно завертела головой и вдруг обнаружила, что капюшон уже давно болтается за спиной, лицо мое открыто и сама я протискиваюсь мимо людей в весело орущей, разгоряченной толпе.

Лица горожан в эту ночь либо в масках, либо разрисованы, и каждый норовит осыпать встречных конфетти или дунуть в самое ухо соседу из пронзительно пищащей дудки.

Я растерянно рассмеялась. И тот, кто меня окликнул, – тоже. Мужчина лет тридцати. Стройный, узкоплечий, но не тощий, с завитками каштановых волос до плеч. Одет он был в лазоревый колет с золотым шитьем. Я не сразу сообразила, что передо мной лурс. Лурсы – они почти как люди, но иной расы. Они выносливее людей. У них почти волчьи клыки, а на руках – острые когти. Живут они на севере, за валом короля Бруно, и наше королевство с ними время от времени воюет. Впрочем, кое-кто из их народа давно поселился на окрестных землях, и в городе есть целая улица, населенная лурсами. Густав утверждает, что прежде их земли начинались сразу на том берегу реки, а наш город был не центром торговли, стоящим на перекрестке дорог, а маленькой пограничной крепостью.

Со времени правления короля Бруно прошло много лет и десятки войн с лурсами, в которых люди всегда побеждали, и лурсов почти всех уже замирили, но все равно их многие боятся. Я тоже боюсь, даже не знаю почему. Кстати, на той, первой виденной мною казни, кожу сдирали именно с лурса. Помню, как отец тогда сказал: «Детям можно посмотреть, казнят всего лишь лурса». А золотой лев на лазоревом поле – герб их исчезнувшего герцогского дома.