Перси Джексон и лабиринт смерти

Мальчик расправил крылья во всю ширь, и ветер понес его прочь.

– Постой! – окликнул Дедал. – Осторожней!

Но Икар был уже над морем. Он несся на север, радуясь их удаче. Он взмыл еще выше, напугав орла, летевшего своей дорогой, потом ринулся с высоты к морю, точно прирожденный летун, выйдя из пике в последний момент. Его сандалии зацепили гребешки волн.

– Прекрати! – крикнул Дедал. Но ветер унес его голос прочь. А сын опьянел от свободы.

Старик пытался его догнать, неуклюже планируя вслед за сыном.

Они были уже в нескольких милях от Крита, над открытым морем, когда Икар наконец оглянулся и увидел встревоженное лицо отца.

Мальчик улыбнулся.

– Не тревожься, отец! Ты гений! Я доверяю делу твоих рук…

И тут первое металлическое перо оторвалось от крыла и улетело прочь. Потом второе. Икар потерял равновесие. И внезапно бронзовые перья посыпались с него, и ветер понес их прочь, точно стаю вспугнутых птиц.

– Икар! – вскричал отец. – Скользи по воздуху! Расправь крылья! Держись как можно более неподвижно!

Но Икар захлопал руками, отчаянно пытаясь выровняться.

Левое крыло начало отваливаться первым – оно оторвалось от ремней.

– Отец! – вскрикнул Икар. И полетел вниз. Крылья мало-помалу отрывались, и вот уже вниз падал просто мальчишка в альпинистской страховке и белой тунике, с руками, раскинутыми в тщетной попытке планировать по воздуху…

Я пробудился рывком, с ощущением падения. В коридоре было темно. В неумолчных стенаниях Лабиринта мне теперь слышался отчаянный крик Дедала, зовущего «Икар! Икар!», в то время как его сын, единственная радость в его жизни, падал в море с высоты сотни метров.

Утра в Лабиринте не было, но когда все проснулись и роскошно позавтракали батончиками мюсли и соком из пакетиков, мы тронулись дальше. Про свой сон я никому ничего не сказал. Мне он показался довольно жутким, и я не был уверен, что остальным стоит знать про эти ужасы.

Старые каменные тоннели сменились земляными, с кедровыми балками под потолком, вроде как в золотых копях или типа того. Аннабет забеспокоилась.

– Это неправильно! – сказала она. – Тоннели должны быть по-прежнему каменными!

Мы вышли в пещеру, где сталактиты свисали с потолка почти до самого пола. В центре земляного пола была прямоугольная яма, похожая на могилу.

Гроувер содрогнулся.

– Здесь пахнет подземным миром!

Тут я увидел, как на дне ямы что-то блеснуло – обертка из фольги. Я посветил в яму фонариком и увидел недоеденный чизбургер, плавающий в коричневой газированной жиже.

– Нико, – сказал я. – Он снова призывал мертвых.

Тайсон заскулил.

– Тут были призраки! Не люблю призраков.

– Надо его найти!

Не знаю почему, но здесь, на краю ямы, мне казалось, что его нужно найти срочно. Нико был где-то поблизости. Я это чувствовал. Нельзя, чтобы он блуждал тут один, в компании мертвецов. Я бросился бегом.

– Перси! – крикнула Аннабет.

Я нырнул в тоннель и увидел впереди свет. К тому времени, как Аннабет, Тайсон и Гроувер меня догнали, я смотрел на дневной свет, льющийся сквозь прутья у меня над головой. Это была стальная решетка, сваренная из железных труб. Я видел деревья и голубое небо.

– Где мы? – спросил я вслух.

Тут на решетку упала тень, и на меня уставилась корова. На вид корова как корова, если не считать странного цвета: она была ярко-красная, как вишня. Никогда не думал, что коровы бывают такого цвета.

Корова замычала, осторожно поставила копыто на решетку и убрела прочь.

– Решетка от скота, – сказал Гроувер.

– Чего-чего? – переспросил я.

– Такие решетки кладут в воротах ранчо, чтобы коровы не разбрелись. Коровы не могут на них наступать.

– А ты откуда знаешь?

Гроувер негодующе фыркнул.

– Уж поверь, если бы у тебя росли копыта, ты бы знал, что такое решетка от скота! Знаешь, как достает?

Я обернулся к Аннабет.

– Гера вроде бы говорила что-то насчет ранчо, нет? Надо проверить. Может быть, Нико там.

Она заколебалась.

– Ну ладно. Но как же нам выбраться?

Тайсон решил проблему, выбив решетку обеими руками. Она выскочила из ямы и улетела куда-то прочь из виду. Мы услышали лязг и испуганное мычание. Тайсон покраснел.

– Извини, коровка! – крикнул он.

И вытащил нас всех из тоннеля.

Да, мы действительно оказались на ранчо. До самого горизонта тянулись пологие холмы, усеянные дубами, кактусами и валунами. От ворот в обе стороны шла изгородь из колючей проволоки. Вокруг щипали траву вишневые коровы.

– Красные коровы, – сказала Аннабет. – Коровы солнца.

– Чего-чего? – переспросил я.

– Они посвящены Аполлону.

– Священные коровы?

– Именно. Но что они делают…

– Постойте! – сказал Гроувер. – Слушайте!

Поначалу казалось, что все тихо… но тут и я услышал отдаленный собачий лай. Лай приближался. Потом подлесок заколыхался, и из него вылетели две собаки. Только это были не две собаки. Это была одна собака, но двухголовая. Она была похожа на грейхаунда: длинная, змеевидная, с гладкой коричневой шкурой, но шея у нее раздваивалась, и на каждой шее сидело по голове, и обе эти головы рычали, клацали зубами и всячески демонстрировали, что нам тут не рады.

– Плохая собачка, собачий Янус! – воскликнул Тайсон.