Перевернутое небо

– Здравствуйте, Софа! – поклонился высокий полустарик черноволосой красавице средних лет, которая стояла за барной стойкой. – Будьте любезны, два кофе!

Мы сели за свободный столик.

Не снимая шляпы, полустарик сложил обе ладони в один «пирожок», и опустил на него голову.

Мы поулыбались друг другу.

– Мне всегда был симпатичен ваш пёс Балтезар, мистер Форсайт, – сказал полустарик, внимательно заглядывая в мои глаза.– А в вашу супругу Ирен я всегда был безумно влюблён… Она ведь вначале была женой вашего брата, адвоката Сомса?

Я согласно кивнул.

– Очаровательая белокурая женщина… Что с ними, со всеми, стало потом?

– Мне не ведомо, сэр. Я ведь по воле автора «Саги о Форсайтах», если помните, умер.

– Да, да, да! В кресле, в саду, в сладком сне… Я помню, как перед этим, вы спокойно дышали, и ваше дыхание шевелило седые волосы вашей бородки. Потом… Благодврю вас, Софа! – обратился он к принесшей барменше его заказ. – Надеюсь, с коньяком?

– Как всегда.

Полустарик, не отрывая головы от сложенных «пирожком» ладоней, кивнул.

– Потом, – продолжил он, не изменяя позы и задумчивости в голосе. – Потом шевелилась только одна волосинка. А после успокоилась и она.

– По-моему то была пушинка тополя, которая накануне опустилась на мою бороду, – ответил я.

Полустарик сощурил в улыбке добрые глаза.

– Счастливая смерть, мистер Форсайт. Поздравляю!

– Полустарик в клетчатой шляпе приподнял над столом чашку с кофе.

– Изумительный напиток! – похвалил он первый, обжигающий губы глоток коньяка. – Такой кофе сегодня можно выпить только у Софы. – И опять посмотрел на меня. – А теперь поделитесь: что с вами, Прохор Курай?

– Я вас, кажется, тоже узнал, – сказал я. – Вы ведь – Аввакум Аронович Цаш?

– Вы правы! А. А. Цаш… Что за время ушло! ВРЕМЕНА! Я же, знаете, прежде чем допустить материал к печати, предварительно перечитывал его несколько раз. Потому что это же был МАТЕРИАЛ!.. Что теперь издаём? Пошлость! Перечитывать это я не могу! Я отправляю это сосло в печать, не читая. Пусть работают на ЭТИМ корректоры и редакторы – не моё это дело!

– Много публикуете? – спросил я.

– Вагоны!.. А теперь угадайте, кто есть авторы сии?.. Не угадаете! Авторы сих, с позволенья сказать, повестей и романов, являются бескультукрые, малообразованные богачи и прохиндеи! Кто ещё может сейчас заплатить за издание собственной книги тысячи американских долларов?, кто из порядочных, кто?.. А теперь расскажите что-нибудь о себе. Я же вижу, что вам как-то в новой жизни не очень. Мы ведь с вами – не чужие. Как-никак, первый сборник ваших рассказов редактировал именно я!..

Мы « У СОФЫ» просидели с ним долго. Профессиональный литературный редактор А. А. Цаш обожал грамотно изложенный материал, он дотошно копался в каждой авторской строчке. И, либо принимал его душою, либо отвергал…

Много раз он подзывал к нашему столику достойно-услужливую хозяйку Софу, что-то заказывал ей, и снова, внимательно слушал меня, опустив седую голову на свой «пирожок» из ладоней.

Наконец он сказал:

– А теперь признайтесь: у вас, случайно, в спине не печёт?

Я его не понял:

– Что вы сказали?

– Или в затылке… у вас в затылке не болит? Вас всё время грела взглядом особа неземной красоты. Я думаю, вы недолго будете одиноким.

Я оглянулся.

За моей спиной все столики были заняты. Свободным оказался только один стул у ближайшего стола… И оставленная кем-то дымящаяся паром чашка с недопитым кофе.

8.

У подъезда дома, в котором я жил, меня ждала «несравненная» Ванда Речкнова… с режиссёром местного драм театра, прежде мне хорошо знакомым Вольдемаром.

Они попросили мою старую-старую пьесу-поделку об иноплпнетянке, прилетевшей на землю с какими-то преступными целями.

– Но это же – не искусство! – сказал им я в своей квартире. – Это – почти ученическая дребедень, не достойная большой сцены! Там же всё-всё отвратительно-пошло!

– То, что необходимо сейчас! – уверил меня Вольдемар. – Вы же поймите, мы голодаем из-за своей скромности! А тут появилась блистательная исполнительница роли вашей инопланетянки, Ванда! Она говорит, что уже познакомилась с вами.

Я очень устал. Порылся в книжном шкафу, нашёл, и протянул им старую папку.

– Спасибо! – с чувством сказала выбритая наголо Ванда, горячо прижимая папку к высокой груди.

Мы простились кивками своих голов. И в памяти, ненадолго, задержалась эта картинка: Ванда и я. Я и Ванда. Прощально киваем друг другу своими головами…

Засыпая в постели, я увидел летящего в небе, под солнечным зонтиком, кретина-себя.

Потом уже стоял с этим зонтиком над головой на крыше какой-то тропической хижины из красных пионов, срывал с себя одной рукой не успевшие растаять сосульки. А внизу, по тропической земле, бегали смуглокоже-озабоченные женщины в набедренных повязках и без лифчиков; радостно указывали на меня пальцами и что-то щебетали на своём языке…

       « Где Цаш? – спросил я их на их языке.

– Он пАрит ноги, – ответили дружно симпатичные до невозможности женщины с изнывающими от страсти грудями. – Прыгай, мы тебя будем ловить!