Перевернутое небо

- Что происходит? – спросила она. – Ты здоров?.. То спрашиваешь, какое сегодня число, то про снег за окном что-то лепечешь, то рассказываешь несусветные сказки-небылицы. Где ты видел в оном месте столько гадкого зверья?

- В ярко-зелёной траве.

- Да брехня всё это! Не бывает такого! В саду?.. Там может быть только бабочка и лягушка. Ну, ещё – уж, если подумать А лиса! Откуда в цветущем саду могла взяться лиса? И что там делал ребёнок?

-Зина, я слышал! Он плакал.

- Жениться тебе надо. Он слышал… Был там, что ли, в саду?

- Был.

- Угу!.. В ноябре, когда снегом всё замело… Эх, сосед, дорогой, одному жить нельзя! Так и свихнуться недолго. Давай, я тебе хоть чай заварю – вот, печенье с собой прихватила… Погоди! – Зина что-то сняла с моего плеча. – Батюшки-светы! Откуда снежной зимой лепесток цветка вишни?!.

Несколько дней я смотрел в окно, на летящие там лепестками вишен хлопья снега, и пришёл к выводу, что правдой в этом эпизоде моей жизни было абсолютно новое сочинение, придуманное из ниоткуда ожившей фантазией моей души..

***

Интересно, что скажет мой коллега по кочегарке, дед Корнелий Остапович, когда я это прочитаю ему вслух?.. Он, Корнелий Остапович, после опубликованного в газете моего рассказа о нём, стал cпокойнее и терпимее к происходящему в городе. Стал подолгу задерживаться на работе после сдачи мне смены, просил написать что-нибудь ещё.

– Хочется жизни, непохожей на нынешнюю! – говорил он. – Только это вернёт нам уверенность в завтрашнем дне! Ты, пожалуйста, пиши, не переживай, что никто нигде не напечатает, Я это запомню!

А после прочитанного со свежего листа писчей бумаги очередного рассказа

МАТЕРНИЙ СЫН

«У него мать такая была – с устойчивым, глобальным комприветом. Когда мир узнал о первом полёте в космос  советского человека и ошеломился, она написала в Кремль письмо: «Поздравляю и, канешно, радая до плачу, но зачем же рисковать лучими сынами – им надо строить коммунизм. А я уже старая – што будет, то и будет – пошлите у космос меня. Хоть какую пользу а сделаю и сынов наших уберегу от случаев. Очень про это просю и благадарю за ранее»

А поскольку она считала, что для пользы дела космический корабль должны построить за её счёт, то «за ранее» продала козу и порезала всех кур (жареную птицу собиралась взять с собой, в космическую дорогу)…

Он был похож на эту свою мать: с мечтой о неизбывном и с неутомимым желанием лезть во все большие дела. Причём, лез он в эти дела, как в свои собственные, без оглядки.

Например, он всем сердцем переживал за судьбу американских индейцев:

– Что они там, в своём Белом доме, не понимают, чем всё это грозит человечеству? Вначале выгнали подлинных хозяев своей земли в резервации, а потом же захотят и наши земли заграбастать! – кричал он в молодости в сельской очереди за привезённым чёрным хлебом.

Селяне, в основном безграмотные старушки, видевшие в своей бревенчатой жизни только один белый дом – местный сельсовет – не верили своим ушам:

– Чаво?! – недоумевали они. – Каво выгнали?!

– Индейцев!

– Не балаболь! – отмахивались те, успокоившись, – в наших местах индюшек сроду не водилось, каво там выгонять?

А он переживал. И уже выражал свою озабоченность по поводу положения дел на Ближнем Востоке:

– Не могу понять, жаловался он в зрелом возрасте соседу Петру, кто там прав, кто виноват? Если, допустим, правы евреи, то надо всему мировому правительству ихнюю сторону и кончать эту историю, а если наоборот, то, значит, и делать надо всё наоборот. Что за проблемы придумали эти политики – всё ж просто, как дважды два!

– А тебе-то что? – не понимал его Петро. – Где эти евреи и где ты!

– Так люди ж там! – со скорбью в голосе отвечал он. – И гибнут от ракет.

И кипятился, и возмущался всяческими поползновениями мировых реакционеров на справедливость:

– Ты ж посмотри, что творят эти гады с Ливией! – нервно вдавливал он очередной окурок сигареты в скамейку у своих ворот, будучи в летах, совсем недавно. – Сердце болит! Болит и разрывается сердце, а им на всё наплевать – разрушили и уничтожили целую страну и хоть бы что – все молчат, как в рот воды набрали! Всем всё равно! Как в этом мире жить? Кому кричать? Куда бежать?

А под конец он увидел на поросшем травой пустыре летающую тарелку с отбитым краем и с встревоженными безобразными на вид инопланетянами возле неё.

– Что за паника, ребята? – воскликнул он во сне. – Из-за такой вот ерунды?

Сбегал домой, принёс тюбик какого-то клея и склеил тарелку инопланетян.

Те стали к нему приставать:

– Только скажи, чего ты хочешь, всё исполним! Скажи! Только скажи!

Он посмотрел на небо и сказал:

– Хочу туда.

И улетел…

На кладбище взрослые земляне-односельчане говорили, что он был настоящим матерним сыном. С комприветом.

А дети их не понимали.

– С кому приветом? – допытывались они.

– Не кому, а ком, – объясняли им молодые взрослые. – Были раньше такие чудаки – с комприветом, то есть, с коммунистическим приветом. Всем счастья хотели. Немножко дурачки.

После прочтения этого рассказа, Тарас Дмитриевич сказал:

– Вечная память нам, всем, бывшим советским!..