Переведи меня через Майдан...

Девушка удивлённо вскинула брови:

— Вы что, не знаете, что такое «хаза»? Полный отстой!

— Слово «хаза» мне знакомо, но из уст такой привлекательной девушки…

— Не хотите, не надо.

Девушка резко развернулась и не прощаясь, направилась к своим друзьям.

— Постойте. — крикнул Самойлов. — Что вы там искать собираетесь?

— Антиагитацию.

— Бред какой-то.

— В том то и дело, что не бред. — Юля остановилась перед машиной друзей, и теперь ей приходилось кричать в ответ, чтобы Самойлов услышал. — Нам сказали, её сам Яценко утвердил. Так вы поедите?

Михаил тряхнул головой:

— Да.

— Где ваша машина? — девушка посмотрела по сторонам.

— Вон, стоит. — журналист махнул рукой в сторону «жигулей».

Девушка о чём-то переговорила с парнями, и подбежала к Самойлову:

— Я с вами поеду. А то ещё заблудитесь.

Володя поначалу новому пассажиру обрадовался, но, узнав цель его появления, расстроился:

— Миш, мы же договорились: на сегодня всё.

— Мало ли что вы договорились. — неожиданно вмешалась Юля. — Такой материал вам в руки плывёт, а вы…

— К нам много что плывёт. — оператор включил замок зажигания. — Только, родная моя, не всё что плавает, следует брать в руки.

— И этот пошляк. — тут же отреагировала девушка.

— Поехали. — Михаилу и самому хотелось отдохнуть, но что-то в речи девчонки заинтриговало. Антиагитация? Любопытно. Все политики в подобные периоды выборов ею пользуются. Хотя… Ну, найдут они на этой, как она сказала, «хазе»… Стоп. Михаил медленно поднёс сигарету к губам, прикурил, слегка приоткрыл окно, чтобы дым не шёл в салон. Главное не спугнуть мысль. А она где-то рядом. «Накрыть хазу». Блатной жаргон в словах девочки звучал смешно. Она никогда раньше его не произносила. Такое чувствуется. Кто-то её научил блатным терминам буквально недавно. И теперь она бравирует ими перед сверстниками, и не только.

Странно. Девочка из приличной семьи, и такие словечки. Думай, Самойлов, думай. «Час» — компания не для блатных. В парламент, в большую политику бывшие «зеки» лезут постоянно, чаще скрывая свои сроки, и не скрывая свои интересы… Но они никогда не позволяют себе на людях «ботать по фене». Держат марку. Тем более в «Часе» большинство отпрысков далеко не бедных людей. Там блатняку делать нечего.

Машину тряхануло, и слегка занесло на повороте. Но, Михаил не обратил на это внимания. Он вспомнил. Тбилиси, год назад. Снова Тбилиси. Не хотелось бы возвращаться к тому времени, но что делать. Именно там он услышал подобного рода слова из уст молодого политика.

Так говорил Отар Павлоашвили. Отарчик, как молодого мужчину называли за спиной. За день до событий в парламенте, грузин сам пришёл к ним, телевизионщикам. Принёс вино. Они тогда пили сухой нектар почти до самого утра. А после Отар просил Люду, репортёра от «ОРТ» чтобы та не шла к парламенту. Боялся, что с ней произойдёт нечто непредвиденное. Выходящее из стройной схемы, созданной в умах революционеров. Именно так он и сказал в тот вечер: завтра мы накроем их «хазу». Имея в виду здание парламента.

Чёрт. Бред какой-то. Мало ли кто может говорить подобные слова при девчонке. А Михай? Тоже бред? А ведь Отар Михая слушался во всём. Буквально во всём. А как серб ответил, на вопрос Павлоашвили, кем он будет после «тюльпановой революции»? Тот минуты две думал, а после ответил, что не будет, а уже есть: профессиональный революционер. Чем и станет зарабатывать на «чёрный день». А если Павелич вызвал в Киев своих соратников из Грузии? Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.

— Володя, вези поаккуратнее, что-то у меня опять нога разболелась.

— Какая нога?

— Правая, какая же ещё. Никак после травмы не приду в норму. — последние слова были обращены к девушке.

Та хмыкнула, вроде того, мол, все мужики к старости разваливаются. Михаил усмехнулся: молодость. Вот стукнет тебе лет так сорок, посмотрим, как будешь говорить о развалинах. Наберёшь вес, ноги тебя сами с трудом таскать станут. Хотя, Самойлов прикинул, девочке болезни от ожирения явно не грозят. И слава Богу.

Недалеко от едва освещённого поворота Юля попросила водителя остановить машину возле выставочного комплекса на Окружной трассе.

— Это что, в нём, что ли? — поинтересовался Володя, указывая рукой на складское помещение, в котором раньше располагался выставочный зал.

— Да. Выходите. У нас осталось минут пять. — и первая выскочила из машины. Володя обернулся и рукой придержал товарища:

— Выкладывай, что ещё придумал? Нога у него болит, понимаешь.

— Судя по всему, мне туда нельзя. Кажется, в этом помещении есть один мой очень хороший знакомый, с которым до поры до времени лучше не встречаться. Но побывать в здании надо. Так что, выхода нет. — Самойлов откинулся на спинку сиденья. — Пойдёшь один. Снимай всё, что возможно. Но самое главное — людей.

Дмитриев распаковал кассету, вставил её в камеру:

— Как хоть выглядит твой знакомый?

— Лицо кавказской национальности. Ещё вопросы есть?

— Да пошёл ты…

— Нет, дорогой, это ты иди.

Через двадцать минут Володя кинул на заднее сиденье камеру, сам уселся за руль, включил зажигание и тронул с места.