Переселение. Том 2

Анна, родившая в материнском доме дочку и сына, тряслась от страха, что ей придется разрешаться от беременности на чужбине, без матери. Однако роды у нее прошли легко: она лишь чуть сильнее сжала руки Юрата, испустила два-три стона да на лбу выступили горошины пота, которые утер муж.

Родила она девочку — кровь с молоком, черный хохолок спадал на лобик. На редкость здоровенькую.

Варвару же всю дорогу до Токая тошнило, ей хотелось пить, а от Токая до Киева она умирала от усталости. Ее часто рвало. Она не знала, ни когда зачала, ни когда родит, и, когда начались родовые схватки, не понимала, что с ней происходит. Лежала полумертвая, как в обмороке, боролась с повивальной бабкой, которую Юрат разыскал в Киеве, и вопила от боли. Ее широко раскрытые глаза вышли из орбит и уставились в матицу, на которой ножом было вырезано имя Христа. Ей чудилось, будто на нее навалились дом с крышей и чердаком, весь Киев и вся земля. Ей не хватало воздуха и представлялось, будто ребенок сломает ей ребра.

Когда Варваре показали ребенка, глаза ее наполнились слезами.

Только она одна увидела, как мал, слаб, некрасив и жалок новорожденный, совсем как голубенок-слепыш в голубятне.

Чутье матери тотчас подсказало ей, что ее первенец не жилец на этом свете. Но она не стала ничего говорить Петру, а лишь долго смотрела на вырезанное на матице солнце, у которого были глаза и большой рот.

Совершенно неожиданно и при странных обстоятельствах Варваре при родах оказала помощь женщина, на которую та меньше всего могла рассчитывать. Это была Юлиана, жена Вишневского.

Исаковичи слышали, что глава русской миссии в Токае находится в Киеве и выдает свояченицу за переселившегося в Россию офицера. Слышали и о том, что Вишневский — частый гость Костюрина, но волею случая ни разу с ним там не встретились. Словно по какому-то волшебству они приходили тогда, когда Вишневские уже ушли или уходили перед их приходом. Петр, не имевший понятия, что произошло с его женой в доме бывшего серба, а теперь русского, интересовался Вишневским. Юрат боялся встретиться с Дундой и отошел от компании, с которой водился в Токае. А Павел скрежетал зубами при одной только мысли, что встретит Вишневского и не сможет схватить его за грудки. И поэтому, когда в один прекрасный день веселая и улыбающаяся Юлиана в сопровождении Петра внезапно пришла к ним с визитом, Павел просто онемел.

Варвара просила его молчать о том, что произошло в Токае.

Он, мол, успеет еще расквитаться с Вишневским. И без того в семье достаточно огорчений, а сколько забот в Миргороде! Когда они пустят корни в русской земле, тогда и расправится с Вишневским.

Застигнутая врасплох, Варвара согласилась принять Юлиану. И даже была с ней любезна, как бывают подчеркнуто любезны светские дамы, когда им приходится разговаривать с гулящей женщиной.

Юлиана сказала, что ей стало известно о близящихся родах Варвары и о том, что невестка оставила ее одну. Вот она и пришла, чтобы заменить ей мать, сестру, невестку и подругу. Все женщины, дескать, сестры.

И самым удивительным было то, что жена Вишневского, которой Варвара гнушалась, внесла в их семью какую-то радость, которой давно не было в доме. Ее смех несколько дней звучал в их доме, словно она стала членом их семьи.

Удивительно было и то, что эта надушенная, роскошно наряженная женщина проводила у изголовья Варвары целые ночи без сна и наравне с повитухой выполняла малоприятные обязанности, о которых муж не имел понятия. И хотя Варваре было неудобно, потом она рассказывала, что лишь эта женщина помогла ей родить, только она облегчала страдания и, не будь ее Варвару нашли бы возле повитухи мертвой.

Свою умелость в обращении с роженицей Юлиана объясняла одиночеством, в котором она провела много лет. Ей, когда она рожала, никто не помогал. Она сама перегрызла пуповину. И лежала одна-одинешенька с ребенком на груди в темноте. Вишневский только спустя месяц удостоил ее своим посещением.

У нее, кроме сына, нет никого на свете.

Когда после благополучного исхода родов Юлиана ушла, у Исаковичей осталось впечатление, что это опасная обольстительница, по которой мужчины сходят с ума. Стройная, не первой молодости, черноволосая, похожая на цыганку женщина, с утра наряженная в роскошный кринолин, была весьма привлекательна, а по вечерам, когда играли в фараон, просто неотразима. Утром она сидела полуголая на постели роженицы и показывала из-под желтой нижней юбки свои крепкие цыганские ноги, а вечером открывала свою красивую загорелую грудь, когда со смехом поправляла волосы и вдетые в них красные гребни. Варвара сразу же заметила, что Петром она нисколько не интересуется и расставляет свои сети Павлу. Он должен был поднимать ей платки, снимать с плеч и надевать шаль, водить под руку, сидеть у ее ног, пока она разматывает клубок, и покорно сносить, когда, подкравшись сзади, она обнимала его за шею и закрывала глаза своими длинными тонкими и смуглыми, как у цыганки, пальцами.