Перерыв на жизнь

Гергердт помогает Раде усесться и захлопывает дверь, сам садится на переднее сиденье, поворачивает голову. На его

молчаливый и злобный взгляд Наташка отвечает запальчиво:

— Я с чужими мужиками не трахалась!

— Адрес говори! — резко бросает он. — Не трахалась она…

С облегченным вздохом Кузя называет свой домашний адрес и оправдывается, что «…пока Пашенька в командировке, она

вообще сама невинность, первый раз только и вылезла…»

— Тебе вообще лучше никуда не вылезать, — обрывает ее Гера.

— Ну, что я виновата…

— Наташ! — останавливает подругу Рада, понимая, что разговор может зайти слишком далеко. Разумеется, ничем хорошим

это не закончится.

Кузя послушно замолкает, больше от нее никто не слышит ни звука. Она и сама не хочет провоцировать Геру: уже

сталкивалась с его крутым нравом. А пыталась оправдаться, так как боялась, что он расскажет что-нибудь Пашке.

— А где твой паспорт? — спрашивает Гергердт у Рады, когда Наташка выходит из машины.

— Паспорт? — повторяет Рада, находясь в легком недоумении.

— Да. Загранпаспорт.

— Зачем он тебе?

— Он не мне, а тебе. Послезавтра на Майорку полетим.

— Куда?

— На Майорку, а то, я смотрю, скучно тебе стало на просторах Родины, на приключения потянуло. И не жалко тебе их,

Мармеладка?

— Кого?

— Вот этих ублюдков? С которыми вы там развлекались.

— Мы ни с кем не развлекались.

— Почему-то звучит неубедительно.

— Это знакомые наши, мы случайно встретились. Это вышло незапланированно.

— Совершенно случайно?

— Я не вру, правда…

— Вот пусть эти случайные знакомые тебя лучше стороной обходят. А то останутся без… по самые гланды.

До дома едут молча. Первые минуты в квартире тоже проводят в тишине. Дружинина не верит спокойствию Геры. Это все

напускное. Он бурлит эмоциями, и в каждом жесте видится рвущаяся наружу злость, — трещат швы на одежде, когда он

скидывает пальто, громко хлопает дверца холодильника, звенит стакан о мраморную столешницу, плещется через край

вода…

Испытывая смешанные чувства, Дружинина отшагивает и присаживается на высокий стул. Странная радость, опаска и

необычное воодушевление будоражат кровь.

Артём долго смотрит на Раду, глотая холодную воду, — от ярости в горле пересохло.

Дружинина напряженно смеется, убирает волосы от лица, уводя темные пряди от лба к затылку, и что-то говорит. Он уже не

слышит. Слушает, но не слышит. Только видит, как двигаются ее красивые губы, и ощущает приятную глухоту. Пустоту,

рождающую свербящее желание поцеловать, потрогать, заняться любовью.

Вот так всегда. При взгляде на ее лицо, на ставшие родными черты, его злость перерождается во что-то новое. В горячее

возбуждение. В желание, которому он не собирается противостоять.

Артём подходит к ней берет в ладони ее лицо. Пригибается. Неторопливо целует, нежно сминая ее губы и раскрывая их для

более искусной ласки. Рада обхватывает его торс руками, отдаваясь во власть томительного возбуждения. Она забывается

в сладком поцелуе, хватается за плечи Геры, чтобы не упасть. Боже, как он целует! — беспощадно и умело убивая ощущение

реальности, жадно скусывая и слизывая остатки помады с горячего рта.

Она стремится прижать Артёма к себе сильнее, но он прекращает поцелуй, гладит ее по голове, перебирает шелковистые

волосы пальцами.

— Иди раздевайся и под одеяло, — говорит Гергердт хрипло и смотрит смеющимся взглядом. — Целовать тебя буду.

* * *

На следующий день Рада едет к себе на квартиру. Там она безуспешно вытряхивает ящики комода, в которых хранит

документы, но загранпаспорта не обнаруживает.

— Че, Мармеладка, паспорт потеряла?

— Нет, — хмурится Рада. — Он, наверное, у родителей.

— Что ж ты документы свои где попало бросаешь? — усмехается Артём.

— Наоборот, — возражает Рада, — когда с головой чуть-чуть не в порядке, лучше хранить все самое важное в надежном

месте, вот я и храню. Так, ладно, поехали к родителям, — решительно подхватывает шубу с кровати, набрасывает на плечи и

замирает, словно готовясь к прыжку. — Поехали.

Поборов усмешку, Гергердт отвечает лишь откровенным взглядом и идет в прихожую. Тяжелыми, резиновыми шагами Рада

входит вслед за ним. К мысли, что за загранпаспортом нужно будет ехать к родителям, она привыкала все утро, но, кажется,

так и не привыкла…

Артём глушит мотор и смотрит на Раду. Она не рвется выскакивать на улицу, а крепко сидит, сверля взглядом тяжелую

подъездную дверь. Гера молчит, зная, что несколько глубоких вздохов ей нужны сейчас больше, чем какие-то ободряющие

напутственные слова.

— Я быстро, — обещает и выходит из машины.

Подойдя к подъезду, Рада не звонит в домофон, пользуется своими ключами. На лифте поднимается с тревожностью,

которая усиливается, когда дверь в квартиру распахивается ей навстречу.

— Мама, ты не видела мой загранпаспорт? Не могу его найти. Нужен срочно, а найти не могу.

— Зачем он тебе? — Мать, конечно же, идет за ней.

— Странный вопрос. — Проходит свою в комнату, сбрасывает шубу. Подходит к столу, пытаясь разворошить память и

вспомнить, куда дела документы. — Мы с Артёмом улетаем за границу. В Испанию, точнее.

Лицо Ларисы Григорьевны багровеет.

— Что такое, мама? Тебе плохо?