Перерыв на жизнь

Дима громко смеется, отодвигая от себя стакан и плотно приваливаясь к спинке кресла.

— Ты мне еще посмейся-посмейся, посмотрю я, сколько на неделе раз тебе самому придется тарелки покупать! Жених! —

взрывается Гергердт хохотом.

Ваня поддерживает друга смехом и хлопает Крапивина по плечу:

— Жених наш одними тарелками точно не обойдется, малая там все в порошок сотрет, галстуки и шейные платки порежет на

ленточки, а запонки раздарит прислуге. А свадьба у нас в июне. Дима, я надеюсь, ты сможешь освободиться.

— Сделаю все возможное, — обещает тот Ивану и смотрит на Геру: — Я сейчас у тебя телефон отберу! На месте весь

вечер не можешь усидеть.

— Сижу я… — вздыхает Гергердт, — сижу и чувствую, будто в детство вернулся. Тот же обшарпанный подвал только с

мебелью и с вискарем за немыслимые деньги. Чего было переться на другой конец города, когда можно, Дима, у тебя дома

в подвале посидеть. И вискарь у тебя получше.

— Нет, Гера, антураж не тот. У Крапивина нет обшарпанной штукатурки и светильников с блошиного рынка Клиньянкур, —

смеется Шаурин, глядя на низкие потолочные своды, украшенные росписью, словно стершейся от времени.

— Нет, таких светильников у меня нет, зато много чего другого есть, но Артёма сегодня хоть в бомбоубежище запри, он все

равно вырвется. Рада же где-то гуляет.

— Угу, замков таких нет еще не придумали, чтобы меня в бомбоубежище запереть, — усмехается Гера.

Что правда, то правда. Сегодня ему не сиделось на месте. Не елось и не пилось, хотя он с удовольствием принял

приглашение Крапивина встретиться где-нибудь вечерком и даже рассчитывал, что хорошо проведет время с друзьями.

Однако расслабиться не получалось, мыслями он был далеко за пределами пафосного мужского клуба, в котором они

собрались. Ему не нравилось, что Рада встречается сегодня с Наташкой. Но еще больше ему не нравилось, что пошли они в

тот самый бар, откуда в прошлый раз он забрал Раду полуживую. Конечно, сомнительно, что Дружинина может снова так же

сильно напиться, но Гергердт все равно мучился тревожным чувством. Не доверял он этой Наталке, и сколько бы Радка ни

защищала ее, говоря, что она хорошая подруга, Гера не желала менять о ней своего мнения. Боялся он, откровенно говоря,

что Рада поддастся ее влиянию. Испортит Кузька эта долбанная его Мармеладку. Достаточно того, что мать постоянно

пытается Радке мозги промыть. Дружинина не жаловалась, ничего толком не рассказывала, но Гергердт сделал такой вывод

по обрывочным фразам, часто проскальзывающим в разговорах.

Дождавшись сообщения, что Рада собирается домой, Гера вызывает водителя и едет за ней. Сообщив, что подъехал к бару,

решает подождать ее на улице, около входа.

Вдыхая морозный воздух, он поднимает воротник пальто и отходит подальше, чтобы не столкнуться с развеселой толпой,

вываливающейся из широких стеклянных дверей. Сует в карман кожаные перчатки; не отрывая от входа пристального

взгляда, прикуривает сигарету. Успевает сделать две затяжки и выхватывает глазами Дружинину, которая выходит вместе с

Наташкой. Рада останавливается, окидывает взглядом парковку, отыскивая машину и попутно доставая телефон из сумочки.

Гера собирается окликнуть ее, но замирает, задерживая дыхание, и видит, как вслед за девушками выскакивает какой-то

здоровый утырок. Он порывается взять Раду за руку, что-то говорит ей. Кажется, просит номер телефона. Кузька

отталкивает его, но он, как маятник, возвращается, и все липнет к Радкиному боку. Она недовольно морщится, быстро

отшагивает от него и прикладывает телефон к уху, набрав чей-то номер. Конечно, Геры, — он чувствует, как во внутреннем

кармане вибрирует его сотовый. Крепче сжав губами сигарету, Артём двигается вперед, хватает утырка за шкирку и

отбрасывает в сторону. Тот падает на землю. Матерясь, скользит по мерзлой брусчатке, пытаясь подняться на ноги. Кузька

с визгом отскакивает в сторону; Рада ахает, вцепляясь в пальто Геры. А он застывает каменно, шумно втягивает носом

воздух, не отпуская взглядом непонятно откуда взявшегося поклонника.

— Женька, козел! — спохватившись, визжит Наталка. — Сказала же тебе: отвали! Вот что непонятного?! Дождешься, что

тебе шею свернут!

Женька покачивается на нетвердых ногах, отряхивается и окидывает Гергердта нетрезвым взглядом:

— Да я вообще ничего… я ж не знал… Мужик, все нормально, я вообще ничего… счастья вам, — бубнит, обходя кругом

застывшую перед дверями пару.

— Дорогая, успокой меня, а то я не знаю, что и думать, — мягко и опасно говорит Гера, наконец, переводя взгляд на Раду.

— Спокойно, Гера. Гера, спокойно, — находится Дружинина и обхватывает его за корпус, словно пытаясь удержать от

необдуманного поступка. — Домой. Мы домой. — Сильнее стискивает замерзшие пальцы, заметив, как тяжело смотрит

Артём на Наташкиного знакомого.

— Я на такси, — спохватывается Кузнецова, поправляя кашемировую шапочку и собираясь пойти к ряду припаркованных на

стоянке такси.

— За мной давай! — рыкает Гера, небрежно цепляя ее за рукав шубки. — В машину!

Покорно кивнув, Кузька плетется к его автомобилю, юркает в салон и вжимается в уголок.