Перерыв на жизнь

вдруг так хочется плакать. Не скажет. И ни Гера в этом виноват, ни его жесткий тон, ни мат.

Бывает у нее вот так, привыкла. Кажется, нормальной жизнью живешь, а потом чье-то случайное слово выбивает почву из-

под ног. Не обязательно слово. Запах, шальная мысль, услышанная где-то фраза, и снова возврат на нулевую точку.

Понимаешь, что не живешь, а только время догоняешь. И сегодня так некстати накатывает, все настроение портится. Вся

эйфория последней недели испаряется тоже. Кончается самообман. Ударяет по плечам собственная реальность —

неприглядная, невеселая.

— Останови машину, — просит она. Артём поворачивает к ней голову. Не спрашивает, но Рада отвечает: — Подышать хочу.

Укачало.

До дома остается несколько кварталов, но ей хочется выйти из машины. В ней так тесно и душно, что кружится голова.

Гергердт приказывает остановиться. Рада выходит из автомобиля, не дожидаясь, пока водитель откроет дверь, хотя Артём

предупреждал, чтобы не выскакивала сама. Но у нее нет сил ждать хоть минуту. Она рвется из комфортабельного салона,

как из клетки, а вырвавшись, глубоко вдыхает студеный воздух. На улице минусовая температура, в их городе в это время

иногда бывает снег. Он еще не выпал, но скоро обещают. Рада не любит снег. Пока его нет, можно обманывать себя, что

зима еще не пришла, что ты еще свободна от ледяного плена. Она не любит зиму.

Глубоко вздыхая, Рада застегивает верхнюю пуговицу светлого пальто, у самого горла, стараясь защититься от ветра.

Делает несколько шагов по широкому тротуару и останавливается, жалея, что у нее нет с собой платка или шарфа.

— Лучше?

Она смотрит на Артёма и вспоминает, как сказала, что ей сделалось плохо, укачало.

— Да, немного.

Он медленно поворачивает голову, смотрит на водителя и коротко кивает в сторону. Поднимает воротник черного пальто,

берет ее руку, уверенно тянет вперед, и Рада понимает, что, да, она хотела бы не просто постоять несколько минут на улице,

а пройтись.

Они идут спокойным размеренным шагом. Мимо ярких стеклянных витрин, мимо редких в такое время прохожих. Рада уже и

забыла, когда вот так ей доводилось прогуливаться, просто идти по улицам города и ни о чем не думать, не помнит она

такого, она все время откуда-нибудь возвращалась, а не шла вперед. А они идут, молча и быстро преодолевая небольшие

перекрестки, пропускают машины, останавливаясь на светофорах, почти бегут, пересекая двухполосную магистраль.

Женские каблуки звонко стучат по промерзшему асфальту. Они с Артёмом потеряли первоначальный ритм, совсем сбились с

него, они уже не уже не прогуливаются, а бегут куда-то. Наверное, Гергердт тоже не привык совершать такие прогулки. Не

умеет. Он тащит ее за руку, и она еле поспевает за ним, начиная задыхаться от холодного воздуха. Закашливается, делая

очередной колючий вдох, и они останавливаются. Рада обхватывает Гергердта руками, вцепляясь в пальто заледеневшими

пальцами. Она вся вжимается в него, пытаясь успокоить дыхание и найти утерянное тепло, глубоко дышит, вбирая

умопомрачительный запах, который на морозном воздухе раздражает по-новому, она его втягивает, стремясь подольше

задержать в себе. Целует Геру, приникая к холодной шершавой щеке бесчувственными губами. Он обнимает ее, небрежно

сжимая плечи, целует в губы, жадно и нетерпеливо. И этот поцелуй получается невыносимо горячим. Все ее существо вмиг

отогревается, оживает. Но Артём не дает разгуляться страстям, снова тянет ее вперед. Теперь идет чуть медленнее, но

целенаправленно. Куда-то ведет ее.

— Есть я точно не хочу, — предупреждает Рада, когда понимает, что они двигаются к пятиэтажному ресторанному

комплексу.

— А мы не будем есть, мы будем пить и закусывать.

Они входят в стеклянные двери, раздеваются в гардеробе. Рада с удовольствием снимает пальто, в котором насквозь

продрогла, вытаскивает из кармана пачку сигарет и теряется на мгновение, не зная, куда ее деть. Проходить в зал, держа

пачку в руках, как-то не очень удобно. Но ее сумочка осталась в машине. После недолгих раздумий Рада извиняется улыбкой

и сует сигареты в карман пиджака Артёма. Артём не протестует, но усмехается. Они поднимаются на третий этаж, проходят

в зал, администратор предлагает им на выбор два столика. Удивительно, что еще есть свободные.

Рада задерживает взгляд на самом дальнем у высокого окна, и Артём, не раздумывая, ведет ее к нему.

— Я правда не хочу есть, — предупреждает Рада, усаживаясь на стул, который Гера любезно отодвигает для нее.

— Я же тебе сказал: мы будем только пить и закусывать.

— А что пить будем?

— Чтобы согреться.

— Водку?

— Ее самую. Пить водку и есть строганину.

— Кошмар какой, — ужасается Рада со слабой улыбкой, но тем не менее не отказывается, — я в себя за весь вечер еле

бокал вина влила, а ты мне водку предлагаешь.

— Я не предлагаю, я настаиваю. А то ляжешь завтра с температурой.

Рада вздыхает, потирая ставшие нечувствительными ладони. И правда, она так замерзла, что готова и водки хлебнуть.

Затылок ломит, в ушах шумит.

— Ну вот и договорились, — довольно кивает Гера и тут же становится серьезным. — Посиди, я отойду, мне позвонить

нужно. Я быстро. Две минуты.