Перелет через Бездну

Из уст меджампирши вырвался кратковременный стон, когда горячие губы парня скользнули по пульсирующему виску и опустились на шею. Потяжелевшая голова пошла кругом, тело обмякло, и если бы не крепкие руки спутника, Кристин просто бы упала. Ощутив под спиной рояль и поняв, что музыка вмиг прекратилась, до девушки, наконец, дошел смысл происходящего. Она уже собралась возразить, как уста Эйнджела впились в рот, а язык медленно проник вовнутрь, щекоча вспыхнувшие десна. Было слишком тепло, слишком уютно, слишком прекрасно, чтобы бунтовать, вырываться, кричать, сопротивляться. Проворные пальцы парня потянулись к меховой накидке возлюбленной, и, сбросив ее на пол, приступили к бретелькам платья. Легкий шелк скатился на бедра, обнажая идеальный плоский живот и напряженные груди, едва скрытые под тонкой сорочкой.

– Не надо…, – с трудом выдавила из себя Мария и уперлась руками в плечи Шона, не позволяя ему приблизиться еще ближе: – Нет… Прошу, опусти…

– Я хочу тебя, хочу! – прозвучало неистовое, утробное рычание, и за одну секунду хрупкая оборона девушки сломалась. Между ног скользнул предательский жар, остатки одежды разорванными клочьями полетели в стороны, и Кристин сама не заметила, как сползла на ковер, придавленная мускулистым телом Иного. Последнее, что промелькнуло в здравом разуме англичанки – затуманенные, глубокие глаза Маркеллина.

* * *

Мария не могла пошевелиться, вернее, не хотела этого, поскольку казалось, что сумасшедшая боль, разрывающая все внутри, наконец, утихнет, станет легче, проще, но нет. Время, превратившись в сжимающий, роковой саван, медленно обворачивало каждый вдох, каждую секунду, пролетающую мимо, и вот вообще замерло под ледяным натиском. Воцарилась мертвая, противная тишина: ледяной ветер за окном словно уснул на подкашивающихся ветвях, красивые, ажурные часы, украшающие главную стену, замедлили свой ход, пламя в камине погасло с шумом последнего треснувшего поленья, забрав крошечные остатки тепла и света. Девушка попыталась открыть глаза, и, на удивление, ей это удалось, но перед взором стояла тьма, полная, кромешная, беспощадная тьма, как и воспоминания, что крепким кнутом сжали окровавленную душу. Легкое покрывало едва согревает дрожащее тело, под ладонями – ледяная простыня, щеки умывают холодные, вырвавшиеся наружу, слезы. Кристин попыталась коснуться собственного плеча, но пальцы замерли на полпути: нет, это не ее тело, нет… Оно принадлежит изменщице, развратнице, предательнице, но только не жене Маркеллина. Мария с трудом повернула голову набок, и жалкая ухмылка, наполненная одновременно безграничной злостью и чувством собственной слабости, замерла на губах. Место рядом пустовало… Конечно, у него не хватило смелости, храбрости, лечь в одну кровать с изнасилованной девушкой. Молодая женщина резко захотела куда-то спрятаться от восставших мыслей, поскольку прекрасно понимала, что это было не насилие, все, до малейшей капли, состоялось по ее согласию. Те робкие касание, через минуту переросшие в жаркие прикосновения, возбуждающие поцелуи, ласки, жар тела, волны запретных наслаждений…