Перелет через Бездну

– Как бы там ни было, – голос Кристин дрогнул, словно порванная струна: – Второй вариант гораздо лучше. Мысли об измене уже не причиняют такую сумасшедшую, всепоглощающую боль, и знаешь, почему? Мое сердце разлетелось на миллионы осколков, а на его месте образовалась бесплодная, пустынная, ледяная дыра. Я не пытаюсь скрыть эту внутреннюю бездну глупыми надеждами, мечтами, желаниями, поскольку понимаю, что все это окажется очередной ложью самой себе, и эти осколки превратятся в ледяной кинжал и вонзятся глубоко в душу. Я хочу научиться жить реальностью, пусть она и убивает каждый день. По крайней мере, если не хочешь падать, не взлетай.

– Мария, ты пережила столько бед, что от одних мыслей о таких несчастьях у меня холод проносится по коже. Ты потеряла всех, кого любила, тебе врали, использовали, сжигали живьем, уничтожали, а потом с адской улыбкой воскрешали, причиняя еще большую боль. Но ты выстояла, выстояла, когда Гертрудис изуродовала тебя, лишила памяти, когда все вокруг отвернулись, а близкие люди оказались настоящими врагами и предателями, выстояла, чтобы однажды стать по-настоящему счастливой. И что теперь? Неужели нелепая автокатастрофа сумела тебя сломить?

– Дело не в автокатастрофе. Просто…за несколько мгновений до аварии я хотела покончить с собой, уже подносила флакон с лавой к губам, но не судилось. И сейчас мне противно от собственной слабости, мерзко даже понимать, что я оставила Маркеллина умирать, а сама собиралась уйти в вечную тишину. Я никогда не была слабой, да, это правда. Мне казалось, что, чем острее удары, тем приятнее понимать, что ты справился с ними. У меня всегда была цель, цель любить, жить, цель обрести спокойную, мирную жизнь, а сейчас этой цели нет, понимаешь? Если честно, я ни грамма не веру, что мы спасем Маркеллина. Да, это глупо, да, безрассудно, но… Грех говорить, но даже если спасем,… ведь он все равно больше не будет со мной. Возможно, он изменился, стал жестоким, ненавистным, возможно, влюбился в другую, и я – только отголосок той прошлой жизни. Я с первого дня пребывания в Бездне твердила себе, что хочу вернуться обратно, в Англию, а теперь понимаю, что нет, на самом деле, я этого вообще не хочу. Там каждый рассвет, каждое дуновение ветерка, каждый луч солнца будет напоминать мне, что так, как было, уже никогда не будет. Мне просто хочется все забыть, абсолютно все: свое прошлое, свои чувства, любовь, свои страхи, страдания, хочется забыть и, открыв глаза, почувствовать себя свободной и начать жить с чистого листа. Знаю, это слишком большая роскошь для меня…

– Я думал, воспоминания – самая ценная вещь у человека.

– Воспоминания греют, но они и сжигают, и сейчас я даже не могу определиться, что они делают более усердно. Ладно, уже поздно, я пойду спать, – Мария бросила мимолетный взгляд в окно, но всю местность покрывали уже привычные лиловые сумерки, и только небольшие часы на столике свидетельствовали о наступлении ночи.

Поднявшись на второй этаж, Кристин оказалась в узком сером коридоре, разделяемом лишь двумя невзрачными дверями: одни вели в крошечную спальню, другие – в ванную. Девушка зашла в комнату, и, обведя темные стены потухшим взглядом, безразлично опустилась на кровать. Рядом грудой лежала помятая одежда, осколки разбитого утром бокала в порывах истерики, вырванные страницы тайного дневника, где молодая женщина уже несколько недель описывала свои безнадежные чувства и рисунок, наброшенный простым карандашом. Мария особо не умела рисовать, но дрожащая рука хоть кое-как изобразила его лицо… Англичанка усмехнулась и плюхнулась на подушки: обычная комната девчонки-подростка, переживающей несчастную любовь. Она, в принципе, и была таким подростком, ведь, по сути, не исполнилось еще и семнадцати лет, но та беспечность, желание смеяться, жить, наслаждаться каждым днем, влюбляться, веселиться, давно прошла. Кристин закрыла глаза, и опять в мыслях восстали удушающие воспоминания. Девушка ожидала, что борьба с ними окончательно отберет сон, но усталость победила, и уже через несколько минут Мария погрузилась в шаткое царство Морфея.

В сердце словно вонзилась огненная стрела, а легкие накрыли черные крылья. Девушка дернулась: нет, боль не проходила, наоборот, от каждого движения бездна продолжала расширяться, отдаляя темнотой крошечный лучик света. Тишина… Кристин пыталась выбраться из нее, но только сильнее захлебывалась. Неожиданно что-то щелкнуло, и все заполнил дикий, отчаянный крик.

– Проснись! Проснись, умоляю! – вдруг рядом стали пролетать призрачные слова, возникшие из ниоткуда, и становившиеся через мгновения простым пеплом. Но одно слово задержалось, и подобно бабочке, опустилось на губы…

Молодая женщина распахнула глаза и поняла, что содрогается от рыданий, а Эйнджел тихо поглаживает ее по волосам, пытаясь успокоить: – Все хорошо, хорошо… Это только сон, страшный кошмар, не плач. Я рядом, рядом, и так будет всегда…

– Оставь меня одну, – почти беззвучно прошептала Кристин и уткнулась лицом в подушку, изо всех сил стараясь подавить вопли, бушующие внутри.