Кристин, воспользовавшись моментом, в панике огляделась: у нее нет совершенно никакого оружия, а второй шанс вряд ли представиться. Заманить подлого старика в укромный угол и перерезать горло – идеальная мысль, но как потом выйти незамеченной и найти этот неладный свиток? Неожиданно взгляд Марии упал на странный выступ в стене, скрытый за гобеленом. Откинув ткань, англичанка ахнула: под камнем виднелся тонкий, но невероятно-острый клинок и крохотная записка:
– Заходите, – в дверном проеме показалось лицо уже немолодой седовласой женщины с глубокими серо-зелеными глазами, скрытыми под пышным веером бархатных ресниц. Кристин, неловко опустив голову, вошла вовнутрь и приглушенно ахнула: роскошный огромный зал купался в икрящихся оттенках декоративных фонарей, украшающих каждый дюйм белоснежных стен, покрытых позолоченными разводами. В самом центре громоздилась элегантная, высокая сцена с тремя стеклянными ступенями, устеленными лепестками настоящих роз. С верхнего балкона доносились плавные звуки оркестра, каждую секунду менявшие свою громкость: то тихие, приглушенные, то более требовательные, резкие, отдающие в каждом уголочке поместья. Пары кружили в современном, странном вальсе, где резкие толчки, поцелуи и замысловатые движения заменяли привычные медленные движения, да и выглядели танцоры слишком эпатажно и вульгарно: никаких бальных платьев, строгих темных костюмов, только искрящаяся стразами, яркая и откровенная одежда. Мария отшатнулась, когда на нее чуть не налетела возбужденная, полуобнаженная девушка с багровым от алкоголя лицом. И это уважаемый ужин в окружении самого президента? Казалось, эти люди прибывают в своем личном мире, мире сумасшедших звуков и ненормальных красок, мире, где жестоким правилам и законам совершенно нет места.
– Веселитесь, – шепнула пришедшая Изгель и ринулась в толпу танцующих, сливаясь со всевозможными оттенками. Мария видела, что здесь каждый ведет себя так, как хочет, позволяет своей настоящей сущности вырваться наружу, условности разрываются, разрешая людям, жившим в вечном страхе, погрузиться в среду душевной безмятежности, хотя все это было лишь обворожительной, красивой, привлекательной маской, за которой скрывалась суровая и жестокая реальность, погрязшая в криках, смертях, слезах и крови.
Молодая женщина так и стояла, надеясь найти взглядом Мундибруна, но, увы, безрезультатно. Возможно, великий профессор не соизволил выйти к своим поданным, и этот сумасшедший бал все и называют милым приемом.
– Кристин, – над ухом раздался тихий шепот, а шею обожгло горячее дыхание. Девушка резко обернулась, подавив крик удивления. Почти вплотную, к ней стоял Эйнджел и его аккуратный, ухоженный вид приятно скользнул перед глазами. Белокурые волосы, зачесанные назад, обнажали высокий лоб и такие же скулы, пленительные глаза уже не имели черного беспроглядного оттенка, губы расплылись в приветливой улыбке. Последний раз молодая женщина видела перед собой будто совершенно другого человека, алчного, жестокого, высокомерного, слепо подчиняющегося бессердечному тирану. При воспоминаниях о Патси сердце англичанки сжалось в комок, а рана в груди вновь защемила с новой силой. Кристин лихорадочно втянула воздух, понимая, что прошлое не должно помешать будущему. Какая разница, что здесь Шон, все веселятся, смеются, если за следующим поворотом судьбы – смерть? Мария знала, что еще не поздно отступить, но даже мысль об этом причиняла боль в тысячу раз сильнее той, что появлялась при осознании самоубийства.
Мария натянуто, лживо улыбнулась и собралась уходить, но Эйнджел ловко схватил ее за запястье и притянул к себе: – Что ты задумала? – от требовательного голоса Иного молодая женщина вздрогнула и незаметно сжалась, на секунду почувствовав себя вновь слабой, беззащитной девушкой, но здравый разум взял вверх. Несмотря на протесты Кристин, Шон опустил ладони на ее талию и резко развернул к себе, словно в такт танца. Его длинные проворные пальцы скользнули по кудрям, потом игриво обвили ореол влажных губ. Гневно отдернув руку парня, англичанка все же вырвалась и немое удивление застыло в ее широко-распахнутых глазах.
– Как ты узнал меня?