Перекрестье земных путей

Парень в изнеможении откинулся назад и тут же, недовольный собою, выпрямился в нетесном лазе почти в полный рост. Если веревка дернется, люди могут подумать, что в берлоге неладно. Но колени тряслись, и взмокшая спина щекоталась, льнула к стене, и так хотелось всласть почесаться. Он мысленно прикрикнул на себя: держи хребет клинком, ты, именем Меч! Еще раз ткнул в зверя копьем. Поворошил безжизненное тело, чем вызвал новые приливы волн ужасного запаха. Красные угольки метнулись из стороны в сторону, древки засевших в плоти копий стукнулись друг о друга. Не без труда вынув их, Болот притворил мерцающие стариковские глаза.

Пальцы скользнули ниже, нащупали теплую, слюнявую пасть… Ого, зубки какие немаленькие! Достал из-за пояса толстый кусок палки, расплел скрученную ременную связку. Продев палку между клыками, еле захлопнул пасть и крепко-накрепко затянул медвежью морду концом ремня. Дед был добросовестно снаряжен к вознесению. Теперь можно дернуть веревку. Болот испытал предельный страх, когда мохнатое чудище вдруг начало вздыматься. Выставил вперед ладони, отталкивая от себя восстающее, как из Преисподней, кровавое тело, чтобы не дать ему мстительно проехаться по себе напоследок.

«Подарок» извлекали из норы мучительно долго. Мгновенья с ленивым шорохом волоклись вместе с медведем. Наконец ожидание съежилось и убралось. Трудно сглотнув, Болот понял, что выход из берлоги свободен…

Но это еще не всё! Нужно взять копья и найти Хорсуновы рукавицы в смердящей звериной постели. Обвязать их выброшенным обратно ремнем и подать наверх, откуда уже просочился жидкий, призрачный свет.

Лежалого елового лапника было неправдоподобно много. Будто не спать здесь хозяин намеревался, а шалаш строить. Дух от прелых ветвей вдарил такой мощный, что Болот сильно пожалел о ломте мяса, наскоро съеденном перед выходом на охоту. Желудок гнал прочь содержимое, точно отраву, кашель колом застрял в горле, из глаз выбивались слезы. Но руки – спасибо матушкиным занятиям! – проворные руки двигались послушно и не поддались сознанию, гаснущему от омерзения… Ох-х! Копья и рукавицы покинули нору.

Торбаз едва не прорвало что-то острое. Отдернув ногу, Болот осторожно пошарил внизу и поднял к свету черень батаса с осколком лезвия. Длинная рукоять, военный нож… Так вот где скрывалась Олджуна! В этой норе отлеживалась несчастная женщина, которая носит в себе Йор! Видно, лесной дед выгнал ее отсюда. Не жила же она с ним… Или злой дух превратил Олджуну в медведя!?

Черень выпал из руки.

Не может быть. Медведь настоящий. Олджуна просто ушла. Наверное, замерзла в пургу, а потом ручьи ливня унесли тело далеко.

Парень нагнулся. Надо взять мертвую вещь, показать багалыку. Пальцы обхватили холодный черень… Подержали его и выпустили. В третий, и последний раз, на исходе терпения, Болот дернул веревку. Взлетая к небу, поперхнулся от избытка свежего воздуха. Будто бы, голову запрокинув, чорон прохладного кумыса вылил в иссушенный рот.

– Кух-кух! Суох-суох! Ка-к-кар! – клекотали, каркали охотники.

Зверь лежал, чуть раскинув здоровенные лапы, мирно и доверчиво, как спящий человек. Он был черный. Черные лесные старики обычно мельче бурых, ниже на полголовы. А этот, молодой, невиданно крупный, едва ль не на голову превышал среднего бурого.

Старшие завалили нору бревнами и притоптали землей. Болот выстругал ворона из палки, вынутой у зверя из пасти. Подобрав все обломки развалин, охотники разожгли костер. Хорсун бросил в огонь куст можжевельника – пусть уйдут бесы, снующие в этом гиблом месте. Уговора не было, но каждый из эленцев знал: не он будет тем, кто скажет людям, где был добыт черный медведь.

Быгдай подрисовал углем глазки деревянному ворону, клюв и грудку обмазал кровью. Поставил фигурку над головой лесного старика: гляди, друг, вот он – виновник, вот твой убийца!

Тушу окурили священным дымом. Старшина тонготов совершил обряд освобождения душ. Угощая духа огня, негромко запел благодарственную песнь господам, подарившим зверя. После и ему самому: «Пусть вскинет твоя воздушная душа чистый взор к вышине, дедушка, перед тобою небо. Пусть возродится твоя материнская душа в живой капле, дедушка, перед тобою Великий лес. Пусть возрадуется твоя земная душа доброму пути, дедушка, перед тобою вечный Круг. Мы позаботились о тебе. Уходи спокойно».

– Вспотел старик, надо бы помочь ему раздеться, – заботливо сказал Быгдай и надрезал шкуру.

Старшина «предупредил»:

– Осторожнее двигайся, дедушка, острые сучья кругом!

«Раздевали», стоя с правого медвежьего бока. Говорят, если снимать шкуру с обеих сторон, следующий старикан побьет охотников сразу двумя лапами.

Заплетенная в тугие мышцы, выпростанная из шкуры туша столь разительно напоминала ободранное человечье туловище, что к горлу Болота снова подступила тошнота. Он отвел взгляд. Не на человека-мужчину походил освежеванный зверь, а на женщину – уж очень высоко выступали мышцы на его груди. Недаром, видно, советуют ягодницам: «Встретив медведя в тайге, обнажитесь до пояса и поприветствуйте: «Новости есть, сестрица?» Тогда не обидит…