Передний край (ЛП)

  Линн Келлог села в припаркованную машину и налила кофе в белую пластиковую чашку фляги. Когда она была маленькой, шесть, семь и восемь, воскресные дневные поездки с родителями, на восток к морю, на юг, чтобы посмотреть, как лошади галопируют на Ньюмаркет-Коммон, в контейнерах Tupperware было молоко, куски сахара для лошадей, гранулировали для себя, ложкой из бумажного пакета - пачку имбирных орешков и еще - лакомство из угощений! — из яффских лепешек. Сидя там и глядя на все еще пустынную улицу, она могла вспомнить первый вкус джема, его быструю сладость в тот момент, когда прорвалась шоколадная глазурь.

  — Во сколько она пришла прошлой ночью? — спросила жена Скелтона, затягивая пояс своего халата, вертись, вертись и тяни, двойной поклон.

  "Я не знаю."

  — Конечно, ты знаешь.

  Скелтон покачал головой. Поднесите чайник к горшку, а не горшок к чайнику: удивительно, как заветы наших родителей прижились к нам, управляли мелочами нашей жизни, удивительными и ужасными. — Это не имеет значения, — сказал он.

  Жена открыла шкаф со стеклянным фасадом, достала блюдца, чашки из костяного фарфора, белые с изящным цветочным узором. «Если это не имеет значения, зачем проводить половину ночи сидя, а остаток лежать в постели и не спать?»

  Дивайн моргнул в зеркало в ванной своим единственным здоровым глазом. Другой был распухшим, желтым, со швами, похожими на следы Биро, иссиня-черными поперек. "Дерьмо!" Он наклонился над унитазом, чтобы помочиться, прислонившись одной рукой к стене; когда он откашлялся и сплюнул, это было все равно, что копать Трента Лока. Он не знал, что было хуже: первый удар, смущение или лицо Резника. Что ж. Опухоль спадет, швы разойдутся, а перед инспектором все еще будет стоять. «Шлак!» вздрагивая, когда звук эхом отразился вокруг его головы. «Шлак!» хлопнув по стене ладонью. «Черт возьми, увидишь ее еще раз, я преподам ей чертов урок!»

  Келвин Риджмаунт проснулся от запаха жареного бекона и сразу понял, какой сегодня день. Он почистил зубы и плеснул в лицо холодной водой. Те же черные джинсы, но новая футболка Stone Roses, дизайн футболки ему нравился больше, чем группа. Как раз вовремя, когда Кэлвин вошел на кухню, его отец разбил первое яйцо о край сковороды.

  — Ты собираешься сегодня навестить свою мать?

  — Ты знаешь, что я такой.

  "Это нормально. Сначала я хочу, чтобы ты сделал для меня пару вещей.

  «Конечно», — сказал Кэлвин, беря один из ломтиков хлеба, который его отец уже намазал маслом, складывая его пополам и приступая к еде. "Без проблем."

  — У меня тоже где-то есть записка для твоей матери. Дай ей, проследи, чтобы она прочла.

  "Конечно."

  Одно и то же каждые две недели, одна и та же заметка, более или менее, одни и те же слова на бумаге с синей разлиновкой, купленной в блокноте в магазине на углу и тщательно исписанном карандашом. Зная, что с ними может случиться от рук его матери, Кэлвин больше не беспокоился о том, чтобы доставить их, вместо этого разорвал их на мелкие кусочки и спрятал с глаз долой за сиденье в автобусе.

  Хелен Минтон думала, что могла бы писать письма от руки, но вместо этого решила, что лучше будет печатать их на машинке. У нее был маленький Silver Reed, портативный, который она купила у Смита, о, так много лет назад, что она не могла вспомнить. Печатать для нее было далеко не естественно, далеко не быстро. Нечасто ей удавалось произнести предложение без того, чтобы не свернуть бумагу, не прикоснуться к типпесу, не свернуть ее обратно. Она встала задолго до рассвета, занавески чуть приоткрылись, лампа у локтя, пишущая машинка на столе в гостиной. Четыре конверта лежали веером друг над другом, как открытки, адресованные и готовые, с марками. Чай давно остыл в кружке и образовал тягучий оранжевый ободок. « Дорогая миссис Солт , — писала она, — и теперь, когда вы с Бернардом развелись, вы можете не думать, что это касается вас напрямую , и в течение последних восьми лет вашего брака…

  Дорогой отец , написал Патель, еще одно письмо с умиротворением и обещаниями, что он делает, как близко он был к сдаче сержантского экзамена.

  «Дорогая мама , — писал Пол Гроувс, — я не хочу, чтобы ты слишком расстраивалась, но я, возможно, не смогу вернуться домой на следующей неделе, что-то случилось …

  «Дорогая Хелен », — написал Бернард Солт и тут же разорвал его.

  В палате интенсивной терапии Карл Догерти открыл глаза, когда медсестра заговорила с ним, и впервые с тех пор, как его госпитализировали, точно знал, кто он и где находится.

  Аманда Хусон, студентка второго курса факультета социальных наук в университете, вспотели на полу своей маленькой комнатки, не зная, что она в последний раз заставляла себя выполнять утреннюю зарядку.

  Двадцать восемь

  "Ты следуешь за мной?"

  "Нисколько."

  — Так что же ты тогда здесь делаешь?

  «Ни за кем не следил, просто сидел».

  — Ты просто случайно сидишь.

  "Да."

  «В припаркованной машине».

  "Да."

  «В конце моей улицы».

  — Ваша улица?

  "Если вы понимаете, о чем я."