Читаем Печорин и наше время полностью

ем, ugjxwe*ty:T4rT?eneppT<-ffl и-™ патриц был «злого нрава»; ^|-ужсгтгГнели~замет11Ть в нем глубокую постоянную грусть. РяяЗа~его «сняли как и м -то фосфорическим блеском... то был Олеск, НодОбНЫ^ 'inKftii стали, ослепительный, но хо-

вая взгляд Печорина, Лермонтов говорит те орыми современники описывали его соб­

ственный взгляд: «непродолжительный, но проницательный и тяжелый», он «мог бы казаться дерзким, если б не был столь рав­нодушно спокоен».!

В неоконченной повести «Княгиня ^иговская» Печорин был похож на самого Лермонтова: ~<ПГСбйл7;шого роста, ш if рок нТГле- чах и вообГц(Г"н"есклаУ;ан, ■ качался сильного сложения»... лицо «смуглое, неправильное, но полное выразительности»...

Но Печорин из «Княгини Литовской» и Печорин нз «Героя нашего времени» вовсе не обязательно одно и то же лицо. Лер­монтов, в ранних произведениях открыто наделявший своих ге­роев не только своим характером, но даже своей биографией, в последнем романе стремится отойти от себя. В «Герое нашего времени» Печорин не автопортрет, и, наделив его в «Княгине Литовской» своей «невыгодной наружностью», в романе Лер­монтов пишет, что Печорин «был вообще очень недурен и имел одну из тех... физиогномип. которые особенно нравятся жен­щинам...».

Вспомним еще раз точные живописные пушкинские портре­ты: в них нет и не может быть психологических оттенков, какие мы видим в портрете Печорина (взгляд «мог казаться дерзким»; лицо — из тех, «которое особенно нравятся женщинам»). Пуш­кин описывает внешность гсроя;ч Лермонтов через внеш- ность_показывает псих о л о г и ю, харЯНтер, душу. Этому на­учились уТтетоТоголь, Тургенев, Достоевский, Толстой — те ве­ликие писатели, которых мы называем классиками.

Вот несколько портретов из их произведений — я сознатель­но выбрала описания не главных героев, чтобы яснее был виден и р и и ц и и изображения человека:

«Она была велика ростом, худа, очень бела и казалась посто­янно грустной и изнуренной■ Улыбка у нее была печальная, но чрезвычайно добрая, глаза большие, усталые и несколько косые, что давало ей еще более печ"Льи°е и привлекательное выраже­ние. Она сидела не сгорбившись, а как-то опустившись всем то­лом, все движения ее были падающие» (курсив мой,— //. Д.).

Так Л. Н. Толстой описывает в «Юности» немолодую женщи­ну Ивину. Здесь ясно виден лермонтовский принцип: с одной стороны — точность деталей (рост, улыбка, глаза), с другой — в портрете большое место занимает описание характера: «каза­лась постоянно грустной», «печальное и привлекательное выра­жение», «все движения ее были падающие...».

Несколько иначе поступает Тургенев. Он описывает героя только внешне, но в конце - как вывод — сообщает свои наблю­дения о его характере. Вот портрет Потугина нз «Дыма»: «...че­ловек широкоплечий, с просторным туловищем на коротких но­гах, с понурою курчавою головой, с очень умными и очень пс- чальными глазками иод густыми бровями, с крупным правиль­ным ртом... и тем чисто русским носом, которому присвоено на­звание картофеля; человек с виду неловкий и даже диковатый, но уже наверное недюжинный».

Достоевский в «Преступлении и наказании» так описывает старуху-процентщицу: «Это была кроШечная Сухая СтаруШон- ка, лет ШсСтидеСяти, С воСтрыми и злыми глазками, С малень­ким воСтрым ноСом и проСтоволоСая. ВелобрыСые, мало поСс- девШис волоСы се были жирно Смазаны маСлом. На ее тонкой и длинной Шее, похожей на куриную ногу, было наверчено ка- коо-то фланелевое тряпье, а на плечах, несмотря на жару, болта­лась вся истрепанная и пожелтелая меховая кацавейка» (выде­лено мною,— //. Д.).

Казалось бы, здесь нет никаких психологических деталей, описана только внешность. Но вслушайтесь в свистящие и шипя­щие звуки: Ш-С-С-Ш-С, пронизывающие все описание: разве они не характеризуют трусливую, жадную, опустившуюся стару­ху? Пренебрежительные слова с уменьшительными суффикса­ми: крошечная старушонка, маленький нос; дважды повторен­ное «вострый», «вострые» (нос и глазки); белобрысые волосы; шея, похожая на куриную ногу... Все это создает не только внеш­ний, но и психологический портрет мерзкой старушонки.

И наконец, портрет Плюшкина у Гоголя: «Лицо его не пред­ставляло ничего особенного; оно было почти такое же, как у мно­гих худощавых стариков, один подбородок только выступал очень далеко вперед, так что он должен был всякий раз закры­вать его платком, чтобы но заплевать; маленькие глазки еще не нотухнули и бегали из-под высоко выросших бровей, как мыши, когда, высунувши из темных нор остреиькно морды, насторожа уши и моргая усами, они высматривают, не затаился ли где кот или шалун мальчишка... Гораздо замечательнее был наряд ого: никакими средствами и стараньями нельзя бы докопаться, из че­го состряпан был ого халат: рукава и верхние полы до того заса­лились и залоснились, что походили на юфть, какая идет на сапо­ги; назади вместо двух болталось четыре полы...»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология