— Он нам подходит! Потому что он тоже не начинал обучение сначала, он так и не стал своим, он чужой, как и мы… и он приютский… из приюта Арров на побережье и всегда будет вторым сортом и никакая сила, никакой круг не заставит кого-то считать его равным…
— Даже тебя? — хрипло уточнил Коста.
— Меня, — Пятый поперхнулся.
— Вы не общаетесь, спорите, хотя оба занимаетесь у Шрама, иначе у вас уже была бы сработанная двойка… Но двойки нет. За последние пару дней вы, — Коста пошевелил пальцами, загнув три, — вы спорили трижды, но сейчас ты — в карцере, и ты предлагаешь Семнадцатого?
— Это долгая история, — после короткого молчания отозвался Пятый.
***
Пятый достал его через… сколько времени прошло, Коста не знал, но тут умудрился, сильно фальшивя, напеть несколько песен, разбавляя тишину, прочитать несколько гимнов Великого и молитв, а также вылакать всю последнюю воду из кувшина, который разбил, поставив мимо стола, и теперь глиняные черепки хрустели под ногами.
— Ла-ла…ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
— Ла-ла-ла… ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
— Ты можешь сесть? — процедил Коста — голова разболелась снова. — И не ходить туда-сюда, туда-сюда…
— Ты все равно меня не видишь… — Ла-ла-ла… ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
— Сядь. Успокойся…
— Ты меня не видишь, не видишь, не видишь… а раз не видишь не поймаешь… — Ла-ла-ла… ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
— Сядь уже!
— Ла — ла — ла… ла — ла — ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
— Ла-ла-ла… ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
— Сядь! — Коста подпрыгнул, пытаясь ухватить за рукав, почувствовав порыв ветра рядом, но Пятерка каким то образом увернулся.
— Ла-ла-ла… ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
— Ла-ла-ла… ла-ла-ла… Я перестану, если ты расскажешь, почему не Семнадцатый? Чем он не подходит?
«Хрусь, хрусь, хрусь».
— Иначе я так и буду продолжать… — Ла-ла-ла… ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
Коста сдался мгновений через пять. Медленно и хрипло, подбирая слова, рассказал, почему Семнадцатый не достоин доверия, и, ещё не закончил, когда его прервал звонкий хохот.
— Хахахаха… Фух… ххаххаха… это все причины?
Коста кивнул в темноте, забыв, что собеседник его не видит, но Пятый понял.
— Я не знаю, почему наш учитель взял тебя курировать, Сейши всегда особо выделял умных… а ты тупо-о-о-ой… — протянул Пятый назидательно. — Такой тупой, что ащщщ…
— То есть, ты решил, что он не достоин быть в тройке и не достоин доверия, потому что кто-то рылся в твоих вещах…
— И он отдал рисунок.
— И потому что на твоих картинках он выглядит так, как способный на воровство… Фыр-р-р…
Пятый хмыкнул обидно, и громко.
— Рисунок. Это было утром четыре дня назад? На той декаде?
Коста кивнул, потом, вспомнив, что его не видят, угукнул.
— Утро, утро, утро… накануне вечером давали слоеные пирожки с медом? — Пятый потеребил мочку уха, задел Косту и отодвинулся подальше.
— Угу.
— Я тогда спал на крыше, тем утром, — рядом воодушевленно хлопнули в ладоши, — и все видел! Рисунок забрали! Этот тупой идиот нес его открыто. Девятый, восьмой, десятый, и по-моему пятнадцатый.
Коста прищурился.
— Когда я спрашивал его, зачем он отдал рисунок, Семнадцатый промолчал.
— Он может тупой, но гордый! Единственное, что у него выходит — сила, и что он должен сказать, что его прижали вчетвером? Да он не признается в том, что слаб, даже если от этого будет зависеть его жизнь, скорее сдохнет. С этим решили, а вход в дом… если бы ты учился здесь…
— …десять зим… — передразнил Коста.
— …ты бы знал, что вход открывают не только личные печати. Печати Наставников, помощников и некоторых слуг тоже имеют доступ. Вот столько человек — пятый растопырил пальцы на обеих руках и потыкал Косте в плечо — раз, два, три раза. — Так что ты идиот и ещё тупее Семнадцатого! Кажется, я сделал неверную ставку…
— То, что доступ есть у многих, не говорит, что это не…
— Это я рылся в твоих вещах, — перебил Пятерка буднично, и совершенно спокойно. — Поклялся бы силой, но…
Дзинь-дзинь — браслеты-блокираторы стукнулись друг о друга.
Коста отодвинулся в темноте, потом отодвинулся ещё, и, наконец встал, заходив от стены до стены.
— Но… зачем? — Наконец выдал он хрипло.
— Как зачем? — Коста не видел, но готов был поставить, что Пятый закатил глаза. — Ну-у-у-у… ты ту-у-упо-о-ой… должен же я знать, с кем обедаю. Рисунки кстати ничего, не зря тебя хвалят Наставники, мне особенно понравилось, как ты изобразил Третьего… Так что — вопрос — решен? Берем Семнадцатого, и в тройку!
Коста не ответил — добрался в темноте до столика, нащупал второй, оставшийся целым кувшин, и безрезультатно потряс — пусто, пара маленьких капель скатилась вниз.
— Эй, ты слышал, что я сказал? Эй? Так как насчет Семнадцатого?
Коста не ответил — прошел обратно на голос, выдернул из под задницы Пятого последнюю свернутую циновку и постелил в другой части карцера.
— Хей… так и будешь молчать?
Коста не ответил, улегся, заложил руки за голову и закрыл глаза. Ему нужно было подумать.
— Хей, я к тебе обращаюсь!