Печать мастера

Если все так, как говорит Пятый, то он не прав и обвинил соседа зря. Если он не прав — все просто. Он исправит ошибку, признав свою вину.

***

Октагон, остров знаний, карцер номер три

Раннее утро

— Выходите…

— Почему это? Я отказываюсь, — заныл Пятый, осторожно теребя Косту за плечо — тот встряхнулся, закрывая глаза ладонью от яркого света. — Нас закрыли на два дня! Тут можно хорошо спать, никто не тревожит, и не нужно учиться…

— Выходите, я сказал, Наставники сократили вам срок наказания…

После башни, им пришлось посидеть мгновений десять, чтобы привыкнуть — идти они не могли. Просто сели на траву, прислонившись к теплым влажным камням, ошеломленные лавиной обрушившихся на них ощущений — соленый ветер, горячие лучи светила, влажная мягкая трава, запахи, от которых кружилась голова.

— И почему эти идиоты не любят бывать в карцере, — бубнил рядом Пятый, блаженно прикрыв глаза, почти мурлыча от удовольствия. — О-о-о… Великий… как же хорошо… как же… хо-ро-шо… понять, что мир прекрасен и стоит того, чтобы жить можно только после этого каменного мешка… и каждый раз, как в первый… только не выспался, — зевнул он протяжно.

***

Пятый бубнил всю дорогу, Коста сонно тер глаза — утренний горн ещё не трубил, и остров спал… домики спали, корпуса… только в хозяйственной части рядом со столовой, из печной трубы поднималась тоненькая струйка сизого дыма.

— Есть хочется, — широко зевнул Пятый. — В следующий раз вместо карцера пусть отправят отрабатывать в кухню… только идиоты считают место, где столько еды наказанием…

Коста молчал и щурился — глаза до сих пор слезились от яркого света. На тропинке, которая вилась по холму, на развилке, Коста поймал Пятого за рукав, когда тот вприпрыжку развернулся на дорожку к столовой.

— Мы договорились?

Пятый торопливо закивал в ответ, дернул рукав, но Коста держал крепко.

— Не слышу.

— Да, договорились! Ещё ночью, видит Великий, я не думал, что ты будешь так расстроен, — Пятерка округлил глаза, улыбнулся — самой невинной из своего арсенала улыбок и захлопал ресницами.

— Никогда. Больше. Не. Трогать. Мои вещи и м-м-м-о-о-и-и-и…ки-и…

— Кисти! — Пятый выдернул рукав и расправил помятую рубашку. — Не трогать твои вещи, твои кисти, твои пергамент, твои сухари, твои тумбочки, твои тапочки, ничего не трогать! Я понял, понял… только не заикайся!

— С-с-спр-р-ро-с-с-и, и…

— Спроси и ты покажешь!

— …и я покажу сам. И отвечу.

— Да понял я, понял! Во имя Великого хватит уже! — тараторил Пятый, оглядываясь на корпус, где из трубы столовой вверх полз серый дымок.

— Ни-и-икогда больше. Иначе наша связка закончиться в тот же момент…

— Да понял я, понял! Понял! — широко улыбнулся Пятый и вприпрыжку поскакал в столовую.

***

Через мгновение Пятерка перешел на шаг, а потом совсем остановился, оглядываясь — улыбка с лица стекла, как будто ее и не было.

Он проследил, как Шестнадцатый свернул на тропинку к своему домику, и, когда тот скрылся за поворотом, осторожно потрусил следом, держась кустов и деревьев.

Этот Семнадцатый такой идиот, что с него станется все испортить, если он не вмешается!

***

Октагон, Пятый ученический дом

Семнадцатый уже встал и собирался в помывочную — перекинул через плечо полотенце и взял бутыль с мыльным корнем.

Коста зашел, и молча встал у двери, перегородив выход.

— Отойди, — недовольно и сонно рыкнул Семнадцатый, когда безрезультатно пытался молча сдвинуть его с места. — Свали с дороги, я сказал…

Коста не шелохнулся.

— Свали!

— Прости, — выговорил Коста тихо, хрипло, но очень твердо.

— Что? — Семнадцатый от неожиданности сделал шаг назад.

— И-и-извини, я решил, что ты конченая тварь не достойная доверия.

Сосед скрестил руки на груди, беззвучно открывая и закрывая рот.

— Не понимаю о чем ты, но тебе лучше свалить с дороги…

— Я решил, что ты вор… и предатель. Что это ты рылся в моем шкафу, и что тогда выпросил у меня рисунок, чтобы купить услугу у Третьего ученика… и использовал меня, чтобы втереться в доверие… За это я извиняюсь.

Семнадцатый ошеломленно молчал и бросил быстрый взгляд в сторону тумбочки Косты.

— Мне рассказал Пятерка… как все было.

— Ааа… слизень, — выражение лица Семнадцатого стало презрительным.

— Коста, — Коста согнул впереди руку для приветствия. — Так меня зовут.

— Здесь все обращаются по номерам, имена запрещены.

— Знаю. Коста, — рука повисла в воздухе, когда Семнадцатый, обогнув его и толкнув плечом в сторону, молча вышел за дверь.

***

Тропинка между Пятым и Шестым ученическим домом

Пятый выпрыгнул из кустов внезапно, цепко схватил Семнадцатого за рукав и утащил с дорожки.

— Чего тебе надо… сморчок…

— Заткнись и слушай, — лицо Пятого стало совершенно серьезным. — Пока не вышел Шестнадцатый. В его вещах рылся я.

Семнадцатый выдернул руку и прищурился.