Печать мастера

— Вот сюда они относят все таблички для поминовения… там всегда горят свечи — светло, увидишь… — нужная ему комната находилась сзади и немного сбоку главного зала — Лис даже начертил палкой кривой план на песке, тыкая туда, куда ему нужно попасть. — Зашел, поменял деревяшки, вышел, — пояснял рыжий.

“Нашел”.

Свет пробивался из-под плохо пригнанной двери, Коста осторожно приоткрыл дверь и заглянул в щель — чисто. Ряды свечей, ряды столов, ряды стеллажей и ряды табличек.

“Зашел”.

Столы оказались подписаны и Коста потратил время, пытаясь выяснить, где нужное — но Лис оказался прав — его табличка стояла в ящике на втором столе справа — имя мастера Хо, выведенное его кистью и дата.

— Заявки, не оплаченные службы, оплаченные частично, оплаченные полностью, — бормотал Коста, ища места, куда засунуть свою.

Идею подал Лис. Идея Косте не нравилась, но лучшей у него не было. Пока нет лучшей, можно использовать то, что есть. Декада кончалась — службы за поминовение души мастера Хо остановят, если он не принесет деньги вовремя. Но денег у него не было. И, чтобы заработать в таких условиях, нужно рисковать шеей — а это вряд ли одобрил бы мастер.

— Надеюсь, вы поймете меня, Наставник, — пробормотал Коста, переложив деревянную табличку в ящик на другом столе — “оплачено полностью, но не отслужено”. Три феникса он положит в храмовый общак сам, как только заработает.

Лис сказал, что жрецы ведут самые простые подсчеты — просто перемещают молитвенные заявки, отработанные идут… куда идут Лис не знал, но точно куда-то идут.

— Да мы всегда так делали! — возмущался рыжий. — Откуда у приютских такие деньги, а отслужить надо… чтобы хоть за Гранью душа нашла успокоение… вот и бегали в храм… откуда ты думаешь, я знаю, что они подают булки? Один отвлекал, второй работал… ни разу никого не словили.

Коста согласился не сразу — долго выспрашивал подробности вылазок, изучил начерченный на песке план и — думал.

Деревянная табличка заняла положенное место, глухо стукнувшись о соседние — “оплачено, но не отслужено”, “мастер-наставник Хо”.

“Поменял”.

Коста довольно выдохнул и… напрягся — чуткий слух уловил шаги, тихие, уверенные, шаги, которые приближались к двери…

Створки скрипнули. Коста нырнул за столы, под скатерть.

Дверь закрылась. Четыре шага. И кто-то с тихим вздохом, постукивая деревянными табличками, начал шуршать сверху.

— Выходи.

Коста замер.

— Выходи, я знаю, что ты здесь.

Он узнал голос. Он уже слышал его.

— Я один. Больше никого нет.

Тот с кем разговаривал мастер. Тот, кого наставник называл “восьмым”!

Коста осторожно отодвинул скатерть — над ним, держа перед собой раскрытые ладони — “безопасно”, стоял высокий сир в белом — до самого пола халате. Знак клана Арр на отвороте светился ярким золотом.

Волосы, забранные вверх, заплетенные в три косы, серьги в ушах, бритые виски и шрам, пересекающий одну бровь наискось. Загорелое и обветренное лицо дышало спокойствием, как будто сир был готов стоять так всю ночь — не двигаясь и не выказывая совершенно никакого нетерпения.

Коста выполз на четвереньках, отряхнулся и выпрямился, расправив плечи, встав лицом к лицу.

Губы сира чуть дрогнули — глаза отчетливо потеплели, а потом он сделал то, чего Коста не мог ожидать — и потому не успел рассчитать и отшатнуться. Сир шагнул вперед и крепко со всей силы обнял Косту за плечи, прижав к себе. И встряхнул.

— Так вот ты какой… Единственный ученик моего Хо.

Глава 21. Цена свободы. Часть 4

Побережье, Храм Великого

Коста выкрутился из объятий — его не держали, выпустив сразу и отступил на шаг, глядя на дверь.

— Я — один, — повторил сир в белом спокойно, добродушно и медленно. — Я друг твоего Наставника… брат… соратник… — добавил он с отчетливой грустью. — Со-ученик.

Арр улыбался. Как и все на этих псаковых островах.

Коста молча отступил ещё на шаг.

Со-ученик? Да у них разница зим в пятнадцать — двадцать с мастером Хо…

— Я искал тебя.