— Я думал хорошо, — устало отмел возражения Коста. — Может есть ещё варианты, но этот самый безопасный, хоть и длительный. Храм нуждается в послушниках, им как раз сейчас не хватает… они возьмут всех, кто проявит рвение… Мы станем послушниками Великого на две зимы, и найдем способ попасть на паломничество в Ашке… клятва — добровольна и никого не держит… Храмовые под защитой — их не трогает ни один клан, ехать обозом со жрецами безопасно… молитвы я знаю, и потом, они наверняка начнут восстанавливать крыло — значит, им понадобится тот, кто может рисовать и расписывать фрески…а ты…, — усмехнулся Коста одной стороной рта. — …у тебя будет целых две зимы, чтобы поупражняться в лицедействе, пока твои благословения не будут наполнены искренностью…
— И все равно ты изверг…
— Там стригут всех, лучше я, чем жрец…и так ты покажешь, что сразу готов к лишениям, принимаешь их и готов нести службу…
— Но я не готов к лишениям! Не готов!
— Оставайся тут, — сплюнул Коста на песок. — Живи в бухте, и воруй в городе, и больше не подходи ко мне…
Лис обиженно замер, глядя, как Коста размашисто шагая удаляется на пляж. Стиснул в руках тощий “хвостик”, прижал к груди и побежал следом.
— Ты обещал похоронить мою прелесть!!! Ты дал слово!!! Что если мое достоинство пойдет под нож, будешь рыть могилу!!! Я требую величественные похороны!!!
***
“Прелесть” они похоронили. Вырыли ямку, Коста, стиснув зубы, накидал вниз травы, и долго ждал, пока Лис сможет расстаться с “хвостиком”, который поливал слезами.
— Я теперь некрасивый… — нудел он. — Чтобы играть женские партии нужны длинные волосы…. меня не возьмут в труппу… моя карьера… моя жизнь…
— Отрастут, — прошипел Коста сквозь зубы. — Это не яйца.
Рыжий вытаращил глаза и, наконец, заткнулся.
***
— Всё равно — это не лучший вариант, — настаивал Лис. — Если клановые захотят — храм выдаст…
— Не выдаст, — огрызнулся Коста, собирая вещи — он вернется сюда не скоро, нужно сложить и спрятать всё. — Даже последние крысы защищают стаю… Они не выдают своих. Две зимы — служить, слушать и запоминать, и вести себя безупречно, — он обернулся к рыжему. Тот закивал в ответ.
— И все равно они твари продажные, — снова начал Лис. — Нас выгнали из храма — всех нищих, потому что господа захотели молебен…Кто больше дадут — тому и продадут. Великий виноват, что допустил такое!
— А причем тут Великий? — Коста фыркнул. — Великий тут не причем. Жрецы это не Великий, им храм нужно ремонтировать… есть… кормить… одежда… считки, свечи… — перечислял Коста, — все это денег стоит. У них южное крыло заваливается, камни на заднем дворе расщербились, черепица падает. Сам храм маленький… Если прикинуть сколько фениксов надо на ремонт, — Коста замолчал, подсчитывая расходы.
— Вах, всё! — замахал руками Лис. — Так и выйдет, что не виноваты ни в чем… что даже руки не подали, когда я умирал!!!
— Почти умирал, — сварливо поправился Лис. — Два дня без еды и я бы умер! — воскликнул он патетически. — А в руку протянутую возложить должно, — пропел он строчку из проповедей.
— Нет рук других, кроме твоих, — возразил Коста. — Великому все равно. Кто тебе должен руку подать? Великий и так дал тебе две руки — работай и голову, — Коста постучал по виску, — чтобы в нее думать, а не только жрать…
— Попробуй подумать, когда два дня не жрамши…
— Уффф… — Коста выдохнул, запасаясь терпением. — Раз ты такой верующий, считай, что нас свел Великий…
Лис моргнул длинными выгоревшими ресницами.
— …свел, и подсказал путь, Великий заставил меня думать, и раз я придумал … то это Великому угодно, чтобы ты две зимы послушником был… Если всё по воле его и виноват он во всем, — закончил Коста насмешливо.
Рыжий открыл рот, закрыл, щелкнул зубами, а потом развернулся досадливо взмахнув рукой — “ну тебя, все равно не переспоришь”.
***
— Может придумаем другой способ? — зудел пройдоха в ухо. — Может придумаем? Две зимы… две зимы тратить… Ты умный, подумай ещё, пораскинь плетениями…
— Тихо, — оборвал его Коста — послушник заканчивал — делал последний круг, подметая задний двор храма, а они всегда делали ровно три захода. — Хочешь другой — думай сам. Как договорились — на десятый счет. Что хочешь делай, но чтобы жрец не вышел проверить.
Лис твердо кивнул — “с этим то он точно справится”.
— Я закончу и постучусь к вам, чтобы принести клятвы.
— Раз, — начал считать Коста. — Два… три…
“Десять”.
Рыжая криво стриженная голова под факелом, освещающим дверь в привратницкую, где ночью постоянно находился один храмовый служитель, выглядела особенно беззащитно и жалко.
Лис постучал дважды — ему открыли, Коста видел только край оранжевой робы. Три мгновения — пройдоха зашел внутрь, дверь скрипнула, закрываясь.
Время пошло.
Коста двигался с перерывами. Короткими перебежками, стараясь держаться в тени, чтобы миновать освещенные места.