Печать мастера

У входа в таверны — там где остановились приезжие маги-охотники он простоял вечер, не поднимая глаз — слушал разговоры с низко опущенной головой и ждал милостыню. Но ничего нового не услышал — планы магов не менялись.

И… не получил вообще ничего. Бедные всегда почему-то подают охотнее богатых.

***

Следующее утро, храм Великого

Коста разминал пальцы, сидя на своем месте — в засаде. Мазь, украденная на рынке, сделала свое дело — подвижность возвращалась, руки почти зажили и скоро он сможет рисовать.

В воздухе пахло дождем, и, хотя серое небо было ясным — заря только-только занималась по кромке, он уже безошибочно мог сказать, что к вечеру — польет.

Этим утром он пришел в храм затемно, в надежде, что в темноте никто не будет присматриваться. И занял наблюдательный пункт, намереваясь сидеть до вечера с половиной сухой лепешки в кармане. Сидеть и ждать, чтобы проследить за наемниками в “сером”, которые приходят по его душу.

Нищие начали собираться в кучки и драться за места в очереди, как только рассвело. И больше всех — звонко и витиевато, ругался мальчишка — худой, чуть выше его по росту, с тощим рыжим хвостом…

Коста прищурился — пацан встал вполоборота — точно!

Пройдоха с рынка, из за которого его избила троица в проулке! Псаки этого рыжего побери!

— Храм сегодня закрыт… закрыт… — выгонял всех за ограду храма жрец в оранжевом. — Нет, еды нет… нет сегодня не будет… нет, не подаем сегодня и завтра… Высокие господа посетят храм, нам не нужны здесь попрошайки… возвращайтесь через полдекады… храм закрыт…

— Да я умру от голода через два дня!!!

— Великий завещал делиться! Пусть господа поделятся!

Очередь начала роптать, рыжий рябой мальчишка начал ругаться, пытаясь прорваться внутрь, но его отшвырнули на землю.

— Хоть булочку… хоть крошечку… хоть рисинку!!!

— Храм закрыт для посещений!

Всех вытолкали за ограду и на входе заднего двора встали два дюжих жреца, сложив руки на груди.

Коста потратил время зря — или за ним передумали следить, или сегодня “серые” решили здесь не появляться. Он проверил все входы издали, и, покрутившись, отправился обратно.

***

Побережье, пристань

Рыжий пройдоха — рыдал. Так громко, что взлетели испуганные чайки с края пристани.

Хотя Коста был уверен, что ещё пару мгновений назад никого не было ни впереди него ни позади, но — миг, и рябой воришка с рынка уже стоит перед ним, покачиваясь на узкой кромке, то и дело норовя свалиться в море.

— За что, Великий! За что ты покинул меня! — рыдал мальчишка, воздевая кулаки к небу. — За что мне выпала такая доля! — он заламывал руки, поглощенный горем. — Если я никому не нужен в этом мире… Если я … не нужен даже Великому, я не хочу жить! Я — недостоин! — проорал он с такой силой, что Коста — вздрогнул. — Прощай! О, несправедливый мир! Прощай! — прокричал мальчишка, и… прежде, чем Коста успел выдохнуть — сиганул прямо с пристани головой вниз.

Бульк.

Коста добежал до края за мгновение — бестолково поискал взглядом, что подлиннее — спустить в воду, у самого края глубоко, и…

Бульк.

Мальчишка вынырнул с жалобных всхлипом, держась за голову, и… Коста расслабился… воды тому было ровно по пояс.

— Бо-о-о-ольно, — пожаловался рыжий пройдоха Косте, который спокойно присел на край пристани, спустив ноги вниз. Волосы облепили рябое лицо, тонкий хвост несчастно свисал сосулькой. — Очень больно!!! — настойчиво повторил мальчишка Косте и, не дождавшись сочувствия — оттолкнулся ногами, почти ушел под воду с головой и потом, выровнявшись, ровными сильными гребками поплыл к берегу. Зацепился за край, подтянулся, и присел рядом, отжимая рукава одежды и волосы.

— Ты чего стриженый такой? Больной? — Рыжий посмотрел на лицо и руки. — Больной, — протянул он совершенно уверенно. — Заразный?! — откинулся он назад.

Коста помотал головой — “нет”.

— Немой? Аааа… — мальчишка досадливо шмыгнул носом и одним взглядом охватил сразу всё — халат, одежду, сапоги, тряпки на руках. — Больной и немой, Великий знает кого мне посылать… у такого даже воровать — грех…

“Что там?” — Коста молча ткнул пальцем туда, куда занырнул пройдоха.