Патриций

– Вы тот, кого я люблю, люблю хорошим, плохим или очень плохим. Я останусь здесь, несмотря ни на что, и давайте поговорим о чем-нибудь другом, например о том, что я беременна.

* * *

Стояла поздняя ночь, когда дежурному в управлении космодромом сообщили, что некая группа желает немедленно отправиться на Марс на своем собственном крейсере.

– И чего вам не спится? – ворчал дежурный, открывая ворота космодрома. – И прямо утра им дождаться невтерпеж! И дите вон малое с собой тащите, и зверушку лохматенькую! Что за неугомонные такие?

– Ничего, дедусь, – сказал толстяк, – когда назад вернемся, мы тебе за хлопоты такие чаевые отвалим, что тебе больше не придется тут по ночам воротами хлопать.

– Ладно вам! – улыбнулся старик. – Езжайте, чего уж там! Эх, молодость, молодость! Вам что день, что ночь… знаю, сам таким был…

* * *

Слуга постучал в дверь покоев Весты.

– Да?

Он приоткрыл двери:

– Госпожа, Георг Патриций сегодня устраивает прием и сказал, чтобы вы тоже пришли.

– Хорошо, я приду, а куда?

– В Малахитовую Залу. Он просил, чтобы вы непременно были.

* * *

Весна на Марсе постепенно превращалась в высушенное до желтизны лето. Солнце выжигало свои узоры на людской коже, не обращая внимания на одежду и жалкие зонтики, коими население Марса пыталось отгородиться от беспощадного светила. На Марсе начиналось лето, дымное, убийственно жаркое лето.

* * *

Веста подошла к дверям Малахитовой Залы. Поправляя складки серебристо-голубого платья, она стояла и смотрела на малахитовой рисунок дверей до тех пор, пока слуги учтиво не распахнули их перед нею. В Зале царила безобразная оргия, и среди этого кошмара безумствовал демон, одетый в белое. Веста даже не сразу узнала в нем Патриция.

– А вот и моя жена! – хрипло выкрикнул он. – Приветствуйте королеву Марса! Иди сюда, любимая!

Расправив плечи и подняв голову, светящаяся девушка в серебристо-голубом платье ступила на залитый кровью малахитовый пол. Она шла так медленно и спокойно, что создавалось ощущение, будто она плывет среди орущей толпы, среди терпкого дыма курений и кисло-сладкого запаха крови. Владыка стоял на малахитовом возвышении и смотрел куда-то сквозь Залу, в его мутных глазах билась агония. Веста медленно шла к нему через всю Залу и перед ее взором возник собственный рисунок, сделанный в Зале Всех Туманов – сидящий на сломанном дереве Владыка с босыми ногами и звездным плащом.

Веста остановилась в паре шагов от Патриция, она молча смотрела на него спокойными темно-вишневыми глазами.

– Ну что, любимая, теперь ты меня видишь? Ты видишь меня?

В мертвых голубых глазах плескалась смертельная безысходность.

– Пойдем отсюда, – Веста протянула ему светящуюся руку, – идем, со мной, любимый.

Она взяла Георга за руку и вывела его из Малахитовой Залы.

* * *

Крейсер «КИРАС» совершил посадку на космодроме Марса. В Банке Памяти космодрома экипаж выяснил, что цель пассажира, прибывшего с Меркурия, – визит во Дворец на личную аудиенцию к Владыке.

* * *

Вишневоволосая голова Весты покоилась на плече Патриция, Георг лежал на спине, разглядывал преломление сигарного дыма и перебирал пальцами пряди волос Весты. Они струились теплыми волнами по его груди и рукам, и Патрицию казалось, что он купается в волосах Весты, как в реке мира.

– Зачем ты это сделал? – девушка приподняла голову и посмотрела в полуприкрытые глаза Георга. – Если я настолько тебе противна, скажи, и я уйду. Я так и не смогла сделать тебя счастливым, не смогла…

– Ошибаешься, – Патриций обнял Весту. – Ты – мое прощение и моя награда.

– Тогда зачем ты так поступаешь со мной?

– Я боюсь за тебя, милая, я могу все, понимаешь, все, но я не в силах спасти и защитить тебя, – Патриций опустил лицо в вишневую реку ее волос. – Я хочу спасти тебя.

– Мне не нужно спасение, я принадлежу тебе, понимаешь? – она провела светящимся пальцами по белым волосам Патриция, – а ты принадлежишь мне, ты – моя Вселенная и весь мой мир, ты – моя душа. Что будет со мною, если у меня отнимут душу?

Патриций ничего не ответил, он обнял Весту, прижал к своей груди, и девушке на мгновение показалось, что Владыка снова сейчас заплачет.

– Повелитель, – в дверном проеме возникла голова придворного, – Владыка, простите, но это важно…

– Слуги могут заходить к тебе в спальню? – удивилась Веста, прикрываясь краем покрывала.

– В случаях крайней необходимости – да. Что такое? – Патриций поднял голову.

– Там пришли к вам на срочную аудиенцию.

– Кто?

– Офицер Спец. Штата Алмон.

* * *

Время вытекало из часов, как кровь из надорванной вены. Оно плавно, беззвучно сворачивалось, стекая на Мировое Дно. Когда-то давно Время радовалось, что превзошло Грань и научилось Вечности, но все чаще и чаще Время сожалело о том, что оно больше не в силах течь свободно и бесконечно, течь без теплого, беспощадного загустения и обращения в тромб.

* * *