Париж с изнанки. Как приручить своенравный город

В период короткого затишья между окончанием эры Османа и приходом строителей métro, которые взялись перекапывать бульвары для прокладки подземных линий, у парижан наконец появилась возможность выйти на улицу и поразвлечься без риска надышаться строительной пылью.

Конец XIX века поистине стал Belle Epoque^[110], и ее настроение отражено в галерее картин fi n de siècle^[111], на которых запечатлены толпы парижан, совершающих променад по просторным новым бульварам. Если отвлечься от моды тех лет, бород и лошадей, уличные сцены очень напоминают современный Париж – деревья вдоль тротуаров уже закованы в железные решетки, защищающие стволы, а скамейки в точности такие, как сегодня, – широкие зеленые деревянные рейки в серой железной раме.

В пейзаже доминируют столики кафе, и музей предлагает вам зайти в одну из старинных брассери на Grand boulevard. Удалось сохранить приватный salon – красивый будуар в модернистском стиле с резной мебелью и растительным орнаментом, включая очень заманчивую кушетку. Именно в такую обстановку парижский джентльмен или респектабельный турист мог пригласить свою любовницу или платную компаньонку; едва она переступала порог, слух красотки услаждался соблазнительными приглашениями переместиться из-за столика на диван, и все это в сопровождении coupes de Champagne^[112]. Тяжелые бархатные портьеры гарантировали полную приватность, в комнате была даже потайная дверь для незаметного ухода. Да-да, уже в 1890-х годах парижская культура адюльтера была частью городской архитектуры.

В этом вся прелесть музея Карнавале – благодаря разнообразию коллекции, ему удается воссоздать атмосферу города в каждый период его долгой и бурной истории, начиная с тех времен, когда Париж был деревушкой на речном берегу, и вплоть до наших дней, когда он превратился в самый рафинированный и манящий город Европы. Проведя пару часов в залах музея, вы сможете почувствовать прямую связь между парижанами каменного века с их глиняной посудой – и тайными любовниками, потягивающими шампанское из хрустальных бокалов, прежде чем предаться утехам на бархатной кушетке.

Город постоянства перемен

После столетия почти нескончаемого разрушения можно было предположить, что город станет холить и лелеять свою уцелевшую архитектуру. Но нет, если и говорить о постоянстве парижан, то оно проявляется в бесконечном желании перекраивать городской пейзаж.

Каким-то чудом Первая мировая война и нацистская оккупация пронеслись над Парижем, практически не причинив ему вреда. В 1914 году бои шли уже в нескольких километрах от города, пока за дело спасения не взялись парижские таксисты, которые перевезли тысячи солдат на передовую, а те героически сдерживали врага и, сами того не сознавая, стали родоначальниками позиционной войны.

В годы войны случались воздушные налеты, город бомбила артиллерия, в том числе и «Большая Берта» – гигантская пушка, стрелявшая за сто километров. В общей сложности от бомб и снарядов погибло около 500 парижан, хотя, если сравнивать с тем, как немцы прошлись по Северо-Восточной Франции, Париж отделался легким испугом, разве что была разрушена станция метро «Корвисар» (Corvisart) и пробило большую дыру в крыше церкви Нотр-Дам де Виктуар во Втором arrondissement.

Во Вторую мировую обстановка была поспокойнее – город сдался без боя, но в 1944 году Ville Lumière был близок к тому, чтобы погасить свои огни раз и навсегда. Это произошло, когда Гитлер приказал коменданту Парижа, генералу Дитриху фон Шолтитцу, уничтожить город перед отступлением. «Париж не должен достаться врагу, – сказал фюрер, – а если это все-таки случится, то пусть ему достанется груда камней». Генерал отдал приказ своим войскам запалить Гран-Пале, но, как мы уже говорили во второй главе, он все-таки ослушался фюрера и не привел в действие взрывные устройства, заложенные под главными памятниками Парижа. Возможно, Шолтитц действовал из инстинкта самосохранения, а вовсе не из любви к архитектуре. Сровняй он город с землей – и одному богу известно, что бы с ним сделали французы. Как бы то ни было, Париж вздохнул с облегчением, когда встретил своих освободителей целым и невредимым, если не считать шрамов, оставленных взрывом Гран-Пале, посеченных пулями улиц и угрызений совести.

Тем более странно, что после двух мировых войн город снова взялся уродовать свой исторический центр. В 1963 году был объявлен план «реновации» (читай: разрушения) огромного сегмента старомодного Правого берега, от Сены до Восточного вокзала. В 1968 году снова загрохотали ядра строительной техники, круша хрустальные дворцы «Лез-Аль» парижского продовольственного рынка. Огромный кусок квартала Марэ тоже был разрушен, вместе с его бесценными средневековыми лестницами, каменными каминами, резными балками и другими архитектурными излишествами, которые приводят в восторг агентов по недвижимости.