Париж с изнанки. Как приручить своенравный город

На их месте Париж соорудил подземный торговый центр, который нагло присвоил себе имя «Лез-Аль» (это все равно что назвать новый хайвей «Тенистой аллеей»); пластиковый город, названный Кварталом часов (комплекс апартаментов и фотокопировальных мастерских, который вроде бы и в самом центре, но жилье там дешевое, поскольку все ненавидят эти здания); и разноцветный модернистский тостер Бобур (или Центр Помпиду, как называют его туристы; собственно, это и есть его официальное название).

Лично мне нравится Бобур, и утешает тот факт, что «Лез-Аль» сидит верхом на тоннелях, которые засасывают в себя транспортные потоки от Лувра и выплевывают их в нескольких сотнях метрах к северу. Но, откровенно говоря, если бы была проявлена хоть чуточка уважения к истории, Марэ можно было бы сохранить в границах, вдвое превышающих нынешние, а торговый центр «Лез-Аль» разместить в рыночных павильонах XIX века.

И это не единственный печальный пример. На протяжении 1960-х годов Париж пытался превзойти Османа, втиснув автострады в уцелевшие средневековые улочки. Plan autoroutier pour Paris^[113] был мечтой дорожных строителей, которых, видимо, огорчало то, что Париж выпадал из обширной национальной сети скоростных дорог. Им не терпелось пропустить высокоскоростные магистрали через весь город или под землей.

Спору нет, водители грузовиков были бы в восторге от возможности полюбоваться площадью Вогезов (Place des Vosges) в разгар марафона Кале-Бордо, да и туристским группам не пришлось бы останавливаться, чтобы посетить кладбище Пер-Лашез, – гиды могли бы показывать самые известные могилы по пути к туалетам в Тюильри, а оттуда, из Тюильри, с ветерком пронестись между ног Эйфелевой башни.

Если бы Plan autoroutier воплотили в жизнь, Париж имел бы не только périphérique по внешнему периметру и внутреннее кольцо Grands boulevards, но был бы расчерчен вдоль и поперек восемью четырех– или шестиполосными шоссе, а оба берега Сены стали бы магистралями.

Вышло так, что построены были только périph’ и часть дороги вдоль берега Сены. Вот почему сегодня, если заговорить с парижанами о les berges de la Seine (берегах Сены), они представят себе не мощеные дорожки и пешие прогулки вдоль острова Сен-Луи, а бесконечные автомобильные пробки. Правый берег превратился в бойкую автостраду от самой Эйфелевой башни до Берси на юго-восточной окраине города, а Левый берег был спасен только благодаря вмешательству президента Жискар д’Эстена в 1970-х годах.

Для жителей города эти новаторские идеи – что нож острый. В самом деле, над шеей Парижа ножом гильотины нависает вечная угроза модернизации. Как знать, вдруг кому в голову придет превратить Нотр-Дам в многоэтажный паркинг или сровнять Монмартр, чтобы построить на его месте городской аэропорт?

Хотя для меня этот постоянный дух перемен – единственное, что не меняется в Париже. Жизнь сама по себе все та же – разве что в других декорациях. Взять, к примеру, «Ля Куполь» – классическую брассери на Монпарнасе с потрясающими фресками в стиле ар-деко – настоящий монумент культуры парижского café. В 1980-е годы владельцы водрузили сверху остекленную башню – архитектурный вандализм чистой воды, можно сказать. Но интерьер брассери и жизнь, которая кипит в этих стенах, ничуть не изменились. Сегодня вы по-прежнему можете сидеть за столиком и наслаждаться устрицами в окружении фресок эпохи джаза. И вам плевать, сколько современных этажей нагромождено у вас над головой.

Конечно, про «Лез-Аль» и Бобур этого не скажешь, но даже они повзрослели и удачно вписались в парижскую жизнь. Студенты толпятся в очереди в библиотеку Бобура, а пешеходные улочки вокруг «Лез-Аль» облюбовала детвора из пригородов, которая бежит сюда из своих депрессивных новостроек. Подземный торговый центр ныне вмещает второй по величине в мире кинокомплекс^[114] с десятком кинозалов на более чем 3000 зрителей, и обслуживают все это хозяйство 120 человек персонала. Точно так же шли протесты, когда в 1989 году внутренний двор Лувра «осквернили» стеклянной пирамидой, но сегодня уже невозможно представить музей без этого футуристического входа. Пирамида Лувра была одним из прощальных подарков нации от президента Миттерана, и уж он точно не сказал бы, что игнорирует парижскую историю, когда заказывал это шокирующе модернистское сооружение. Наоборот, этим подарком он вписал себя в историю.

Так что, oui, Париж – красиво сохраненный исторический город, хотя мог быть сохранен и иначе, но тем он интереснее.

Словно пытаясь искупить вину за прошлые промахи и компенсировать нанесенный городу ущерб, нынешние власти хотят восстановить кое-что из утерянной красоты Парижа, и в первоочередных планах – освободить набережные от машин. Наконец-то появляется надежда, что колесо повернет в другую сторону.

6. Романтика

L’amour ne meurt jamais de besoin, mais souvent d’indigestion.