Паранойя. Почему мы?

Чувствую себя теперь каким-то импотентом. И дело вовсе не в том, что задето мое мужское эго. Точнее, оно, конечно, задето, и злость клокочет где-то там на периферии, но в первых рядах – размазавшее меня, будто асфальтоукладчиком, унижение.

Словно на репите в ушах стоит Настькино: «я не хочу от тебя детей», «не хочу, чтобы меня с тобой что-то связывало» и еще куча подобных «не хочу» тогда, как я хотел с ней разделить абсолютно все, что может предложить эта жизнь.

Наверное, надо было поговорить утром на свежую голову, но я настолько за*бался, что у меня просто опустились руки. Когда раскатываешь себя персидским ковром перед кем-то, а об тебя, как об тряпку вытирают ноги, с разговорами пора заканчивать. Да и о чем теперь говорить?

Я всю ночь ждал, хоть и понимал всю бессмысленность этого, что Настька придет и скажет: «Сережа, я перенервничала, это все эмоции. Мне просто нужно время», но она, естественно, не пришла, ибо ни хрена это не эмоции. Она действительно не хочет и она действительно все эти две недели жалела меня.

Можно, конечно, воодушевиться. Говорят, раньше на Руси вместо «любить» говорили «жалеть», вот только жалей меня Настька в том древнерусском смысле, она хотя бы придержала свою правду до более спокойных дней. И нет, это не претензия. Я не ждал от нее после всего пережитого какого-то понимания или поддержки. Ей бы с собой разобраться, не говоря уж о том, чтобы быть моим источником силы.

Несмотря на небольшую оттепель в наших отношениях, я знал, что впереди еще куча нерешенных вопросов и красной нитью смерть ее матери и сестры. Но я все же верил, что со временем мы все решим и, что наш секс – это первый шаг к совместному будущему, что, невзирая на все сложности, Настька, как и я, его видит. В итоге же – «я тебя пожалела».

И что прикажите? Успокоится, дать время? Ну, допустим, но сколько еще? Год? Два? Когда эта девочка станет достаточно взрослой и обретет душевное равновесие, чтобы понять, чего она хочет от жизни и от кого детей?

Я не спорю, я тоже не прав, мне не следовало забываться и проявлять неосторожность. Сейчас действительно не самое подходящее время для ребенка. Настька только – только оправилась и безусловно не готова ни физически, ни морально стать матерью, обстановка шаткая, отношения неопределенные, да куча всяких препонов. Но с другой стороны, Настя такой человек, который сам шевелится и что-то делать ради себя не умеет. Ей всегда нужен кто-то, кто будет ее подталкивать, кто будет нуждаться в ней самой. Как ни парадоксально, но она способна позаботиться о себе, только заботясь о ком-то другом. Ей нужно нести за кого-то ответственность, знать, что она нужна, что у нее есть перед кем-то обязанности. Только так она смогла бы двигаться дальше, а не рефлексировать, уткнувшись взглядом в одну точку. Понимаю, что домысливать – рисковая идея, но раз уж так получилось…

Да, у меня просто, мать ее, так получилось! Я ведь тоже не железный. Меня дерут со всех сторон: Зойка, этот гамадрил линялый, правительство, Назарчуки и еще куча всяких шакалов по мелочи. Настька во всей этой х*еверти была моим единственным глотком свежего воздуха. Даже такая: истеричная, неадекватная, недовольная и отстраненная, она оставалась якорем в бушующем океане проблем. Я приезжал злой, разочарованный, выжатый до нитки, падал в ее объятия, и пусть на полчаса, но весь этот еб*чий, животный мир переставал существовать, а вместе с ним все проблемы, груз ответственности и сомнений, ибо у меня появлялись силы и вера, что все не зря. Мне этого было достаточно, чтобы тащить за двоих, чтобы бороться против всего мира. Я, как сопливый, наивный олух, даже думать не думал про бл*дский «секс без обязательств» и уж тем более, из жалости.

«Ты был таким раздавленным…» – снова звучит в голове ее неуклюжая попытка объясниться, а мне смешно до слез.

Нет, Настюш, я был согнутым пополам, но раздавила меня ты, когда отказалась не пить эти гребанные таблетки.

Знаю, есть вероятность, что она их еще не выпьет и что тысячу раз передумает, но сам факт! Х*евенько это, как ни крути, когда для тебя ребенок – всего лишь вопрос времени, а для твоей второй половины проблема. И да, я все понимаю: все Настькины страхи, все, что она пережила, но у меня сил не осталось. Мне их просто неоткуда черпать. Я не наступаю снова на те же грабли, что и весной: не бросаю ее на произвол, не забиваю х*й и не пытаюсь проучить. Все организовано, чтобы она жила самой прекрасной, беззаботной жизнью, которую себе только можно позволить, но быть ее мальчиком для битья я больше не вижу никакого смысла. Терапевтический эффект никакой. Поэтому в п*зду! Нужно сконцентрироваться на делах. Почва подготовлена, семена брошены, пора пожинать плоды.

С такими мыслями пересаживаюсь в вертолет и звоню зятю.

– Все готово?

– Да, – отвечает он сдержанно, и я понимаю, что Зойка где-то рядом.

– Вы уже на месте? – понижаю голос, чтобы она не услышала.

– Нет, но скоро будем.

– Она что – то подозревает?

– Не думаю.