Паранойя. Почему я?

–Да, к сожалению, эти вопросы быстро не решаются, а мне нужно их решить, пока у меня есть такая возможность.

– Хорошо, я понимаю, – расстроенно киваю, отставляя от себя тарелку. Сережа заверяет, что каждый день будет звонить Гридасику, и что я могу по всем вопросам обращаться к нему. Снова киваю и даже не спорю, когда он говорит, что по возвращению вплотную займётся моим переездом.

– Пообещай, что не будешь накручивать всякую херню, что бы ты там не услышала или тебе в голову не взбрело. Сначала позвони мне, и мы поговорим. – просит он напоследок, отчего у меня в груди расцветает что-то такое тёплое и нежное.

– Боишься меня потерять? – подразниваю с самодовольной улыбочкой.

– Скорее, что прибью ненароком.

– Значит, боишься, – продолжаю гнуть свою линию, на что он ухмыляется и целует меня с языком, заводя с пол-оборота. Однако, зайти дальше поцелуя не получается: нас прерывает телефонный звонок.

Пока Серёжа разговаривает, я успеваю убрать со стола, а после, послонявшись из комнаты в комнату, решаю подготовить физику на завтра. Ещё один неуд мне совершенно ни к чему.

Я успеваю прочитать всего лишь треть новой темы, когда Серёжа заканчивает разговор.

– Пойдем, голенькими полежим, пообнимаемся? – скользнув рукой в отворот халата, обжигает он шею горячим шепотом, отчего по коже пробегает табун мурашек, а между ног так сладко сжимается, что невольно перехватывает дыхание. Прикрываю на мгновение глаза, наслаждаясь неспешной лаской, но тут же напоминаю себе, что мама сдерет с меня три шкуры, если я не исправлю неуд.

– Серёж, мне нужно физику выучить, – тяжело вздохнув, перехватываю разгулявшиеся руки, но Серёже мои жалкие попытки, что мертвому припарки.

– Мы с тобой, как раз, ее и поучим, – насмешливо отзывается он, развязывая поясок моего халата.

– Час назад вообще –то «учили»…

– Вот и надо закрепить материал.

– С такими неуёмными аппетитами ты рискуешь мне опостылеть.

– Ничего. Я парень рисковый, – подмигнув, поднимает он меня с дивана и ведёт в спальню, где все отходит на второй план, кроме нашей одержимости друг другом.

После того, как Долгов уезжает, жизнь входит в какое -то унылое, но спокойное русло. Я концентрирую все внимание на учёбе, и это здорово помогает отвлечься от тоски, и переживаний.

Через неделю Шумилина забирает документы и переводиться. Не знаю, Сережиных ли это рук дело, но я рада. Ее присутствие ужасно напрягало. Мы с Олькой планируем отметить столь приятное событие, но накануне Оля схватывает простуду и следующие дни в колледж я хожу одна.

Пожалуй, это могла быть самая спокойная неделя за последние полгода, если бы в пятницу, выйдя на парковку, ко мне не подъехал тонированный мерседес. Гридас сразу же закрывает меня собой и хватается за пистолет, но тут стекло опускается, и я вижу Ларису. У меня сразу же неприятно сводит желудок, но я выдавливаю из себя дежурную улыбку на сухое приветствие.

– Как там Оля, ей не получше? – спрашиваю, продолжая мило улыбаться.

– Лучше.

– Прекрасно. Вы к куратору? – интересуюсь из вежливости, мечтая поскорее закончить этот разговор, однако ответ подобен грому среди ясного неба.

– Нет, Настя, я к тебе.

Замираю и только сейчас замечаю, что Лариса не улыбается своей привычной, сдержанной улыбкой, да и во взгляде больше нет теплоты и ласковой снисходительности. Теперь там арктический холод. Она скользит по мне им и оценивает, выискивая недостатки, я же, похолодев, понимаю: она все знает. Ибо так не смотрят на подругу дочери, так смотрят на любовницу мужа, на соперницу.

Сглатываю колючий ком и, расправив плечи, встречаю ее презрительный взгляд на равных, хотя мне и стоит это огромных усилий.  Лариса усмехается, правильно все истолковав, и небрежно бросает:

– Поехали, поговорим.

Втягиваю с шумом воздух и так же снисходительно парирую:

– Ну, давай поговорим.

– Садись, – открывает она дверь.

– Я на своей поеду, показывай дорогу.

Глава 8

«Как только улажу тут все дела, напишу, когда меня ждать. А пока не забывай, что я хоть и по-своему, не по-людски, тебя люблю.»

    К. Макколоу «Поющие в терновнике»

Сука! Тварь толстопузая! – кипя, как долбаный самовар, едва не подпрыгиваю на кожаном сидении. Меня рвет на части от злости, и я ничем не могу ее унять. Смотрю на пролетающие за окном улочки столицы, и ни хрена не вижу. Перед глазами красная пелена.

Сейчас бы в зал или бабу какую во все дыры отчепыжить, чтоб хоть немного выпустить пар. Но я настолько за*бался за эти две недели, что могу лишь сжимать до онемения кулаки.

Как же оно всё, сука, не вовремя! И что самое паскудное – разом.

Сначала этот пиндос – Акерман женился, потом Настька – дура истеричная, – опять накрутила какую-то херню в своей голове и упросила мать уволить Гридаса, а теперь еще и этот хмырь Елисеев успел подсуетиться и заиметь связи в Минпромэнерго.