Паранойя. Почему я?

Оставшиеся пол урока сижу, как на иголках. Олька что-то спрашивает, я на автомате киваю, не понимая даже о чем речь. Та же песня и с Лейбовичем, когда он вызывает меня к доске. В итоге получаю двойку и разгромный спич на тему моей безответственности, и наглости. Кое-как дождавшись перемены, прогуливаюсь вместе с Олькой по этажам колледжа, высматривая Шумилину, но ее нигде не видно. На урок литературы она тоже не приходит, как и следующий за ним «русский», меня немного отпускает, пружина в области диафрагмы потихонечку раскручивается, и я начинаю сомневаться, что в подсобке вообще кто-то был.

На последнюю пару иду уже в приподнятом настроении, предвкушая скорую встречу с Долговым. Правда, еще надо придумать какую-то убедительную отмазку для мамы. С учетом, что охрана теперь на моей стороне, это не такая уж и проблема.

Такие мысли бродят у меня, когда забегаю в опустевшую раздевалку за резинкой для волос. Достав ее из сумки, оборачиваюсь и застываю, как вкопанная, встретившись взглядом с замершей в дверях Шумилиной.

Женька бледнеет, а у меня от напряжения пульс начинает грохотать в ушах. Мой внутренний ФСБшник пристально всматривается в стервозное лицо, сканирует каждую черту, каждый вздох и едва заметное движение, но ни хренушечки не понимает в языке тела.

Да, Шумилина нервничает, но у нее на то хватает причин и без моих тайн, иначе она бы не приходила на урок самой последней. Но вот как понять, видела она нас с Долговым или нет?

– Че палишь, Вознесенская? – борзо заявляет эта коза и идет в конец раздевалки.

– Соскучилась, – не растерявшись, парирую ехидно. – Вижу, тебя совсем задрочили. Прячешься всё где -то…

– А тебе какое дело? – бросив сумку на лавку, огрызается она.

Я усмехаюсь и не спеша подхожу. Смиряю ее надменным взглядом. С высоты моего роста это легко. Женька слегка тушуется, но тут же задирает подбородок и сверлит меня таким наглым взглядом, что внутри все обмирает и истерично голосит: «Она знает!». Сглатываю тяжело, но своего волнения не выдаю.

– На твое счастье, Шумилина, пока никакое, – цежу, включая суку. – Но, если, не дай бог… – делаю многозначительную паузу, зная, что она поймет, если все видела. – Тебе будет очень – очень больно. Усекла?

Несколько долгих секунд мы прожигаем друг друга напряженными взглядами. Я все еще не уверена, была она в подсобке или нет, Шумилина же, что-то там сообразив, с приторным оскалом тянет:

– Вознесенская, ты мне вообще не намоталась. Не знаю, с чего ты так ссышь, но пусть будет еще хуже.

Она лыбится, а я начинаю понимать, как можно избить кого-то до полусмерти. Впервые испытываю такое нестерпимое желание ударить… Да что там?! Изуродовать человека. Однако не успеваю ничего предпринять, в раздевалку заходит Оля.

– Насть, ты че тут застряла? – спрашивает она, но, заметив позади меня Шумилину, меняется в лице.

– Да вот… – натянуто улыбнувшись, пытаюсь придумать какой-нибудь непринужденный ответ, но Шумила вдруг опережает.

– Прохода, забери свою чокнутую подружку, а то у нее, кажется, паранойя разыгралась из-за отношений с женатиком: везде какое – то палево видит.

Наверное, если бы меня шарахнуло молнией, было бы не так неожиданно. Внутри все холодеет, и становится нечем дышать.

О том, что я встречаюсь со взрослым мужиком, знала только Оля. И теперь она смотрела на меня испуганно и виновато. Наверное, не будь я гораздо более виноватой перед ней, почувствовала бы себя преданной. Где-то глубоко внутри оседает что-то похожее на разочарование и обиду, но на фоне всех моих проблем кажется каким-то незначительным.

– Пошла вон отсюда! -меж тем срывается Олька на Шумилину.

– Что? – ошарашенно выдыхает Женька.

– У*бывай, сказала! Сейчас же!

– Ты нормальная вообще, Прохода? С какой ста… – Шумилина не успевает договорить, как Олька хватает её сумку и швыряет прямиком в дверь, отчего Женькины вещи разлетаются по всей раздевалке. -Ты совсем больная? Кем ты себя возомнила?

– Той, что разобьёт твою кривую рожу, если ты сейчас же отсюда не уберешься! – окончательно потеряв над собой контроль, орёт в ответ Оля и делает шаг по направлению к Шумилиной, но я, справившись, наконец, с шоком, перехватывает её.

– Не надо, Оль, успокойся. Она сейчас уйдёт, – пытаюсь вразумить разъяренную подругу и, обернувшись к Шумилиной, раздраженно бросаю. – Свали уже, а!

– О, не волнуйтесь, свалю! – огрызается она, торопливо собирая с пола свои вещи. – Но вы мне ещё за всё ответите!

– За какое "всё", сука? Ты кому тут угрожаешь? – взбеленившись ещё больше, пытается Олька вырваться из моих рук.

– Увидишь, – обещает Шумилина и, подойдя к двери, напоследок бросает с издевательской ухмылкой. – Кстати, чтоб ты знала, Молодых ко мне таскался не только до тебя, но и когда вы были вместе. Иногда ты его так за*бывала, что он просто вешался. Но тебя разве бросишь? Ты же чуть что бежишь к папочке. Наконец-то, хоть от тебя отвязались.