ПАРАЛЛАКС 606. Том II

Едва солнце выглянуло из-за горизонта, Кимико и Родион двинулись в путь. Тихоня понимала, что с флуктуациями реверса они могут блуждать в поисках заправки вечность, но попробовать стоило. В конце концов, что здесь, что в Дронариуме время мало что значило, а Давид мог стать тем самым определяющим фактором. Пыл Задиры поутих. «Так уж и быть, я сострою этому маргиналу улыбочку. Но под этой улыбкой будут скрываться остренькие зубки». С ориентацией в пространстве им помогал ИИ. Каждые пятьсот шагов сёстры делали панорамное фото, после чего Тихоня совещалась с Гоголоном, и они решали, в каком направлении следует идти.

Монах плёлся позади с видом отстранённого пилигрима. На первый взгляд могло показаться, что он ни о чём не думает, но он думал обо всём. Об огромной улитке «Дронариума». О паутине Гвонвы, о слиянии Антона с Квазаром и их побеге. Лишь одно не вписывалось в его историю: на все эти события неясным бельмом ложилось странное, практически неуловимое воспоминание... Дежавю... Или жавемю... Кто-то просил его не верить. Кто-то твердил, что всё обман; что его использовали трижды. И, казалось, сидящие на плечах ангел с демоном раз за разом повторяли слова «свёрток» и «свечи».

- Посмотри на свёрток... посмотри на свёрток... - бархатистый женский голосок лился в разум щебетом лесного ручья.

- Считай свечи... считай свечи... - суровый баритон звучал подобно мантре незапамятных дней.

Когда Кимико снова остановилась, Родион расстегнул рюкзак. Сделал вид, что обмывает лицо, и принялся искать свёрток. Подозрения оправдались: ладан лежал в отсеке, в котором он никогда его не хранил. И сложен был совсем по-другому. «Я ни в жизни бы не завернул столь ценную реликвию так небрежно». Пока японка настукивала ногтями по экрану планшета, Родион подсчитал свечки. «Шесть свечей. А было девять. Три на Антона. И как минимум по одной на дорогу до Одессы и обратно. Не сходится. Неужели обман?» Взвалив рюкзак, Родион поднялся... и заметил вдали выглядывающую из-за стога сена фигуру. Смоляной силуэт помахал ему, а после разлетелся дымкой тлеющих мотыльков. В сердце кольнуло, и Родион вспомнил...

Вспомнил не всё, но того, что он вспомнил, было более чем достаточно.

Ближе к полудню на смену полям пришли степи. Копны пожухлой травы чередовались с песчаными пустошами, пустоши чередовались с крючковатыми зарослями кустов. В небе дрейфовало одинокое, похожее на кокон, облако. Вдали показался квадратный силуэт: на крыше крохотной постройки стоял человек.

- Заправка! - обрадовалась Кимико. - Мы нашли Давида, отец Родион! Нашли!

- Рад слышать, дитя, - равнодушно изрёк архимандрит.

Укрывшись от зноя в комнате отдыха, путники обменивались новостями два с лишним часа. Мариус рассказал Кимико про истлевшие останки и самокремацию Люды, японка поведала Давиду историю о полыхающих туманах Одессы, о роботах у кратера и паутине. Монах не проронил ни слова: казалось бы, такая же байка для Мариуса должна была поселить в нём сомнения, но Родиону все эти интриги были уже совершенно безразличны. Уставший от лжи и предательств, ему оставалось разве что ждать.

- Выходит, нашему горе-отряду самоубийц суждено посетить «Дронариум»? - с усмешкой спросил Давид.

- Пожалуй, да, - ответила Кимико.

Закурив, Мариус перевёл суровый взор на монаха:

- Ну а ты что скажешь, святой мандариний?

- Кимико права: иного выхода нет. Бойченко - ключ, и нам должно следовать за ним.

- А как насчёт «провести обрядик»? Призовёшь своего светляка; спросим у него, что да как.

- Боюсь, что Квазар больше не вернётся. Ответы даны. Остался последний шаг.

- Лады, тебе виднее.

Стемнело. Последняя трапеза троицы прошла в атмосфере заупокойной тишины. Каждый из них размышлял о чём-то своём; каждый по-своему готовился к уходу из этого негостеприимного измерения. Кимико тайком от всех пристегнула к вороту байки чехол с планшетом: решение Тихони и Задиры насчёт Гоголона было единогласным. Разбодяжив спирт, Мариус сделал несколько глотков. Поморщил нос и закашлялся. Затянулся последним косячком. Заметив кислую мину Родиона, что расставлял вокруг них все шесть оставшихся свечей, Мариус протянул самокрутку ему:

- Может, пыхнешь для смелости?

- Спасибо, обойдусь.

- А подбухнуть на посошок?.. - Мариус воинственно встряхнул бутылку. - Сдаётся, выпивку мы увидим ох как нескоро.

- Возможно, мы не увидим её никогда. Тем не менее, я предпочту уйти с ясным, незамутнённым умом.

- Как знаешь, старче. Как знаешь.

- Начинаем, - объявила Кимико.

Обменявшись напутствиями, путники раскрыли рты и вставили в них дула пистолетов. Время замедлило бег. В лучах тлеющего ладана парили пылинки. Пылинки-звёздочки. Пылинки-снежинки. Пылинки-привидения. Давид стиснул в кулаке именную отцовскую зажигалку. Крепко-накрепко прижал её к груди: в его рубахе не было внутреннего кармана, но он хотел, чтобы эта памятная безделушка отправилась в «Дронариум» с ним. Больше ему и взять-то было нечего. Сердце стучало в висках боем церемониального барабана. Заметив его волнение, Кимико сняла пистолет с предохранителя. Родион решительно взвёл курок револьвера.