Так Толстый до кости поранил себе левую руку, пришлось обвязать рану грязными тряпками. Удивительно, как он еще держится.
Вон едва спускается по лестнице со стены. Бедняга плох: бледный, носилки таскает лишь здоровой рукой. Кажется, скоро он настолько обессилит, что не сможет ходить и стражники изобьют его до смерти.
— Не стой столбом, — сказал подоспевший на помощь Мирт. — Кидай на носилки, а потом потащим наверх. Болтун, если будешь дальше так возиться, опять почувствуешь на своей спине плети. Не хватило прошлого раза?
Выглядит капитан неважно: лицо осунулось, глаза глубоко ввалились и болезненно блестят, растрёпанная борода и длинные волосы, висящие сосульками, побелели от мерзкой пыли. Из одежды на нем лишь рваные бесцветные шаровары. На спине — затянувшиеся длинные шрамы от розг. У Хена точно такие же. По ночам они саднят и чешутся.
— Ну же! — приказал бывший капитан.
Болтун послушался, взял самый гладкий камень и опустил на носилки, едва не уронив его себе на ноги. От напряжений перед глазами пульсируют разноцветные круги, в ушах стоит постоянный звон. Все мысли только об одном — поскорее бы палящее солнце скрылось за горизонтом, наступил вечер и их отправили отдыхать.
— Хватайся за ручки. Пойдешь впереди, — сказал Мирт. — Хоть немного переведешь дух.
Кивнув, Хен трясущимися руками поднял носилки. Мышцы затрещали от натуги. В разбитые в кровь пальцы впились занозы.
Ну же!
Один шажок, другой… Боль становится всё злее, плечи и позвоночник вот-вот хрустнут и сломаются.
— Давай, парень, ты сможешь, — шепотом начал подбадривать капитан. — Ты сильный. Выдержишь. Сейчас поднимемся на стену, скинем всё и спускаться будем как можно медленнее. Не сдавайся…
Сегодня смена стражников гушарх-капитана, а это значит, никаких послаблений или пощады. Обычные вояки, прибывшие в Мореш чтобы подкопить монет на безбедную старость, понимают, что отряд Мирта просто оказался в ненужном месте в неудачное время. Любой в армии мог попасть в такую ситуацию. Поэтому в свою смену они обычно не подгоняют и не бьют, давая возможность восстановиться. Но вот люди Черного Капитана никогда не сдерживают себя — кнуты свистят за любую провинность, деревянные палки превращают плоть в отбивную даже за неправильно брошенный взгляд…
Колени дрогнули, и он повалился прямо на стражника.
— Кажется, этот кошмар никогда не закончится, — устало пробормотал Звон, переворачиваясь на другой бок.
Мирт поднес руку к слабому дрожащему огоньку умирающей свечи. Больше жира у них нет, поэтому следующие вечера и ночи придется провести в кромешной темноте барака.
— Осталось всего пять дней отмучиться, парни, — сказал бывший командир. — А дальше — свобода. Вновь окажемся в казарме, будем есть нормальную еду и спать на нормальных лежаках.
— Вот уж вряд ли, — отозвался Рыжий. — Думаю, нам или опять продлят срок наказания или отправят в отряд смертников. Подставят под стрелы, заставят сражаться без оружия против Черного… Мы — трупы.
— Сдавайтесь, если хотите. А я еще посражаюсь…
— Мирт, взгляни на нас, — отозвался Звон. — Толстяк скоро помрет — он сегодня едва держался на ногах. А мы… Если нас и дальше будут так кормить, то шансов выжить нет.
В окне барака красуется круглая монета луны, серебрит виднеющиеся крыши домов. По левую сторону от неё блестят три яркие звезды безумцев — Сиятельная, Наз и Луш. Если долго на них смотреть, то можно узнать самые темные тайны мироздания и сойти с ума.
Не моргая, Хен не отводит взор от этих трех звезд, но, кроме рези в глазах, ничего не чувствует. Никаких шепотков. Никаких видений. Только боль в мышцах и суставах. А еще — страшную усталость.
— Вот увидите, парни, скоро нас освободят, — сказал Мирт, усевшись на грязную, вонючую соломенную подстилку.
— А кто-нибудь вообще знает, что случилось с теми, кто выдержал наказания Черного? — спросил Рыжий.
Его обе руки сильно дрожат — вчера он даже не смог выпить воды из глиняной кружки без посторонней помощи. Некогда радостное выражение лица сменилось безжизненной маской — глаза потухли, щеки обвисли, стали отчетливо видны глубокие морщины, пролегшие от носа к уголкам губ.