Найват внимательно оглядел лагерь. Первое, за что зацепился взор, — огромный ствол кипариса, который едва ли смогут охватить пятеро крепких мужчин. Вокруг него валяются шкуры-лежанки и бесформенные холщовые мешки, видимо, с припасами. В нескольких шагах от дерева лежит широкий, абсолютно плоский валун, облепленный черным мхом, на его поверхности тоже раскиданы какие-то мешки… Хотя нет, не мешки… Это же… Найват скривился, словно укусил лимон. На камне пошевелилось существо, лишь отдаленно напоминающее человека, — худое, искореженное от бесконечных мук.
Нет никаких сомнений, что это один из пропавших Певцов.
Похлопав татуированного мальчика по плечу, сутулый плюхнулся на пень, широко раскинул ноги и снял капюшон, подставляя лицо алым лучам солнца. Не молодой и не старый. Лет сорок на вид. Массивный подбородок гладко выбрит, лоб и правую щеку уродует белый шрам, волосы заплетены в массивную, замысловатую косу, доходящую до лопаток.
Малец в то время, как его учитель отдыхает, встал напротив впавшего в священный транс собрата и сложил руки на груди, завороженно наблюдая за ним.
— Господин, — подал голос за спиной однорукий.
Найват развернулся, бросил:
— Возвращаемся к воротам храма.
— Мы нападем на мага и его сопляка, когда они вернутся в обитель.
— Да, господин.
— Ты схватишь мелкого. Оглушишь или свяжешь — мне неважно. Но он не должен пострадать, на него у меня планы. Я же убью геометриста. Не вздумай влезать в драку. Понял?
— Конечно.
— Хорошо… После того, как всё сделаем, отправимся в их лагерь, где избавимся от Оставленного Пустотой. Затем поговорим с выжившим Певцом.
— Не уверен, господин, что он сможет нам что-нибудь ответить.
— Выясним, Ренай. Тебе всё понятно?
— Да, господин.
— Вопросы есть?
— Нет.
— Тогда ждем подходящий момент…
Он покрепче ухватил эфес меча, вжался в кору дерева, затаив дыхание. До ушей донесся шелест травы и хруст ветвей. Сердце молотится так сильно, что отдается глухими ударами в висках, под ложечкой сосет, на лбу выступили капли пота, одна из них скользнула по щеке, оставив после себя влажный холодящий след.
Найват с клинком наголо бросился на врагов.
Сутулый успел среагировать: оттолкнул мальчонку от себя и в последний миг увернулся от лезвия. Сгруппировался, легко сделал сальто назад. Затем его рука легла на эфес меча за спиной, раздался громкий звон вынимаемого из ножен оружия. Найват встал в боевую стойку — ноги чуть согнуты, левая рука отведена в сторону, правая держит над головой клинок.
Противник двумя руками обхватил длинный эфес меча, по-птичьи склонил голову набок.
Поднявшись с земли, мальчишка рванул в сторону лагеря — одни пятки сверкают.
— Отпусти нас, — сказал геометрист. Голос его льняной, звонкий. — Мы не представляем угрозы.
Не ожидая получить откровенный ответ, Найват спросил:
— Что вы делаете здесь, на наших землях?
— Не могу сказать, крикун.
Геометрист кинулся в атаку. Его клинок превратился в несущий смерть вихрь. Удары посыпались с такой скоростью и силой, что даже хорошо обученному Найвату пришлось отступить. Кисть тут же онемела, отдаваясь болью во всей руке. Парирование, ложный выпад, контратака…
Доверясь интуиции, Найват сделал вид, что держится на одной силе воли, согнул больше положенного левое колено. Конечно, от геометриста это не ускользнуло — он усилил напор, перестал обращать внимание на свою защиту. И Найват резанул клинком по его груди. Сутулый вскрикнул, отбежал на несколько шагов назад. Хотя удар был слабым и прошел по касательной, все равно рана оказалась болезненной — хламида тут же окрасилась кровью.
— Для чего вам нужен Шепчущий? — спросил Найват.
— Не убивай мальчика. Дай обещание!
— Куда делись остальные Певцы?
— Обещание!
— Я тебе не могу его дать.
Зажимая рукой рану на груди, геометрист решился на самоубийственную атаку. Но в этот раз Найват легко парировал его удар, простым захватом выбил клинок из руки и приставил лезвие к шее.
— Чуть дернешься — убью.
Тот не проронил ни звука.
— Если не будешь глупить, мальчишка не пострадает, — сказал Найват. — Даю слово. Другой твой ученик погибнет.
Геометрист поднял голову, бросил тяжелый взгляд на него.
— Сохранишь жизнь всем — я всё расскажу, крикун.
— Совсем за дурака меня принимаешь?
— Лишь не вижу смысла в пустом кровопролитии, — заявил геометрист. — Свяжи Оставленного Пустотой и брось в лагере. Меня близко к нему не подпускай.
— Да он же освободится и убежит. Вдруг поблизости есть еще твои? Нет, рисковать я не буду.
Больше они не проронили ни слова — так и стояли в тени мертвых кипарисов в абсолютной тишине, пока на тропе не появился Ренай с сопляком. Однорукий шагает довольный. Мальчишка едва поднимает ноги, голова опущена, на татуированных щеках следы грязи, рубаха-юбка порвана.