Парадигма

Какие силы должны появиться, дабы превратить привычный мир в абсолютный кошмар, населенный невообразимыми уродами? Ответ, как мне думается, на поверхности: всё дело в магии. Долгие тысячелетия люди копят знания, способные вызывать смертельные песчаные бури, нескончаемые дожди и изрезающие не хуже острых лезвий ветра. С каждым годом чародейство становится всё искуснее и смертоноснее. И я уверен: наступит момент, когда нечто ужасное, опасное, страшное вырвется на свободу и погубит мир. Оно будет магической природы!

Чем больше я размышляю над этим, тем сильнее убеждаюсь в своей правоте. К тому же есть уйма косвенных доказательств. Например, если я коснусь любого крестьянина, горожанина, царя и многих-многих других, то увижу всю их жизнь, но стоит мне дотронуться до колдуна, то ничего, кроме невнятных видений, не разгляжу. Магия делает законы мироздания непостоянными, зыбкими. Где гарантия, что люди, которые управляют школами, смогут контролировать знания и дальше? Человечество даже не понимает — оно на грани вымирания.

Мне ничего не остается как вмешаться. Я обязан отнять магию, должен её контролировать. Потому что себе я доверяю в отличие от всех этих Пророков и Великих Ясновидцев. Признаюсь: мне стоило огромных усилий пойти на решительные меры. Мой новый выбранный путь полон смертей и разрушенных судеб. Стертые с лица земли школы, храмы, убитые колдуны и их служки, сожженные библиотеки… Искренне жаль тех, кто пострадал и пострадает. Однако иного выхода нет. Колдовство будет проходить через меня. Я решу, кто достоин изучать древние священные парадигмы, а кто умрет.

Откровениеблизко…

Глава седьмая. Найват

Мертвый кипарисовый лес, Оранеш

Они не успели далеко уйти от разрушенного храма, когда в лесу наткнулись на труп. Молочно-мутные, ввалившиеся глаза невидяще пялятся на алое небо с черными разводами облаков; тонкие синие губы приоткрыты, видны безупречно ровные белые зубы; бледная кожа так сильно обтягивает череп, что кажется, будто вот-вот порвется на острых скулах. Серый холщовый хитон перепачкан в грязи, но пятен крови вроде нет. Руки раскинуты в стороны.

Найват сел на корточки рядом с телом, оценивающе провел взглядом с головы до ног.

— Один из наших, — хмуро сказал он. — Шепчущий, судя по кольцу на запястье. Ты же следопыт, да? Можешь сказать, сколько труп здесь лежит?

— Сложно, — заявил однорукий. — Ведь зверье или насекомые здесь больше не водятся. Трупных пятен нет, но опять же — это ни о чем не говорит. После побега Вора все привычные законы изменились.

Он опустился на одно колено, схватился за ладонь мертвеца, поднял её.

— Видите, господин? Даже не окоченел, хотя ставлю свой левый клык, что этот бедняга «отдыхает» здесь больше двух дней. А, вероятнее всего, гораздо дольше…

Хмыкнув, Найват спросил:

— Ты узнаешь его? Он был в составе той команды, что прибыла в храм?

— Ну… — затянул Ренай Камень. — Вы про тех двух Шепчущих и трех Поющих, оставшихся вживых и убежавших восвояси?

— Тебе лучше знать.

— Господин, я был не в том состоянии, чтобы лица запоминать. Может, и был этот задохлик… Хотя… Да, пожалуй, он и есть. Такой гордый ходил по храму, следил за мной, подозревал, как вы. Мне он не понравился. Еще так мерзко картавил…

Найват резко перебил и спросил:

— Как давно Певцы Смыслов от тебя ушли?

— Месяц назад.

— Хочешь сказать, этот труп здесь тридцать дней лежит и не начал гнить?