Парадигма

В белом порту сегодня многолюдно: грузчики тащат на плечах огромные бесформенные тюки, им вслед бросают ругательства надсмотрщики. С торговых рядов доносятся приглашения попробовать сладкие абрикосы, сливовое вино, мягкий теплый хлеб, заполучить янтарный амулет от сглаза, колье из когтей леопарда от импотенции, проверить балансировку нокронговского клинка и купить себе в подарок славный меч!

Хара под крики чаек поднялась по мостику на борт торгового корабля. И тут же, проигнорировав приветствия Рашая, Джаи с сыном и успокаивающие речи Дживата, ушла подальше от остальных к тарану, где облокотилась о деревянную балюстраду и свесила голову. Рыдания вот-вот готовы вырваться на волю, все тело трясет, потряхивает, желудок скручивает в болезненный узел. Она успокаивает себя, говорит, что всё прошло, самое страшное уже позади. Однако перед мысленным взором вновь и вновь появляются отчетливые картинки расправы с клейменным. Корчащееся тело. Вонь обожженной кожи. Скрюченные пальцы. Ручейки крови, стекающие по деревянному настилу клетки.

У нас ничего не могло получиться.

И все-таки получилось.

Мальчишка-демон нас обманул! Он так легко и непринужденно уворачивался от клинков моих людей на постоялом дворе. Ел яд, в конце концов! И ничего — выживал. В какой-то момент я даже поверила, что его нельзя убить, что он неуязвимый. И всё равно пошла на преступление…

Ты сделала это ради спасения других детей, сказал внутренний голос.

Но теперь я проклята. По-настоящему. Баамон отвернется от меня. Я больше не смогу быть настоятельницей. Как возвратимся домой, сложу с себя сан.

Как пожелаешь. Только сначала помоги Джайе с сыном. Рассказав правду о себе, ты уговорила их вернуться в Геткормею. Помни: ты пообещала скрыть их в храме до тех пор, пока не снимешь проклятие с Таша.Держи свое слово — это самое важное.

Из раздумий её вырвал подошедший Рашай.

— Всё получилось? — спросил он и прислонился спиной к балюстраде.

— Если хотите знать ответ, подойдите к Дживату, — огрызнулась Хара.

— Да перестаньте. Вы и без меня понимали, насколько опасен клейменный. Удивительно, как долго вы с ним провозились. Надо было избавиться от него еще тогда, когда купили. Это же даже не человек, госпожа! Пустой сосуд, который занял демон. Клеймо не наносят на здорового раба, вы же осознаете это!

Закипая от злости, Хара начала вываливать на тошатханского торговца все подробности расправы:

— Ваш яд морской змеи, который вы вчера мне любезно дали, подействовал волшебным образом! Я просто откупорила кувшинчик и вылила его на спину клейменного! Его кожа тут же покрылась красными волдырями, начала на глазах слезать, точно плоть с утопленника! О! Как он орал! Вы бы только слышали. Никогда не думала, что можно так драть глотку. Но ничего-ничего, мой капитан не стал терять время даром — и вонзил длинный кинжал под лопатку мальчишке. А затем подоспели другие мои люди! — Она истерично хохотнула. — Буквально за несколько мгновений клейменного нашпиговали копьями! Обожаю видеть такую садистскую жестокость! Я слышала, как хрустят кости, видела, как стальные острия протыкают мягкую податливую кожу, чувствовала на языке привкус крови! У мальчишки не было шансов. Он умер с мешком на голове. Но словно и этого было мало, я распорядилась сжечь клетку напротив виллы. Славный был костерок! С запахом горелой плоти и жженных волос! А после, как ни в чем не бывало, я с отрядом явилась в порт, забралась на корабль, чтобы насладиться чудесным путешествием до дома! Поэтому будьте добры — оставьте меня в покое!

Последние слова она произнесла чуть ли не крича.

Рашай выслушивал её тираду молча.

— Мы отправляемся в путь, госпожа, — сказал он наконец.

Отлепился от балюстрады и двинулся отдавать команды морякам.

Хара вновь оказалась одна. Треклятые слезы не шли. В ушах звенели последние слова клейменного, сильные, звонкие, наполненные яростью и нечеловеческой злостью: «я отомщу, сука! Найду и отомщу! Никто не доберется до дома! Я обещаю!»

— Вот уж вряд ли, уродец, — прошептала она. — Теперь ты стал частью плаща душ Сеетры.

Глава шестая. Релин

Город-сателлит Юкнимея

Он широко распахнул рот, но вместо крика из груди вырвался лишь сдавленный клекот.

Каждая частица тела вопит от боли, обрушивающейся на него каскадами.

Им управляет только одно глубинное желание — освободиться, вырваться.

Окровавленное копье, торчащее из солнечного сплетения, словно насмехается над ним. Оно стало частью его самости. Одно неотделимо от другого — не разобрать, где заканчивается плоть и начинается древесина и металл.