Парадигма

Релин увидел картины из своего сна-кошмара: погруженная во тьму ночи древняя крепость, возвышающаяся над миром, небольшой очищенный от песка плац, люди, насаженные на пики, проколотые, недвижимые, мертвые. И среди этих людей — он. То умирающий, то оживающий. Он комично подрагивает руками и ногами, хрипит, исторгает из себя кровь. Лягушка, насаженная на прутик злым мальчиком. И вокруг нет никого, кто мог бы ему помочь. Чернильное небо над головой переливается разноцветными звездами, свет луны серебрит небольшой участок земли…

* * *

…Его голова упала на грудь, но он держится, не дает себе потерять сознание.

Тяжелые, такие невероятно тяжелые, веки опустились, пообещали покой, отдых, долгий необходимый сон; пришлось приложить максимум сил, чтобы открыть глаза и не моргать.

Изрезанные в лохмотья ладони сдавили острие копья, и то, на удивление, поддалось.

Древко застонало под весом его тела.

Ну же!

Ломайся, тварь!

Еще чуть-чуть, еще немного…

Собрав последние силы в кулак, Релин резко дернулся. В груди раздался омерзительный хруст.

Пика — да! да! получилось, всратые боги всего мира! — сломалась под ним.

Тело кулем упало в песок. От удара голова приложилась о землю, в глазах брызнули звезды.

А после, захлебываясь в собственной крови, Релин утонул в черной пучине забытья.

* * *

Сон длился вечность.

* * *

В чувство привели песнопения — монотонные, басовитые и горловые. Десятки голосов доносятся сначала издалека, с другой части мира, там, где нет ничего, кроме пустоты, тьмы и эха тишины, но постепенно они приближаются — или это его выдернуло и потянуло к ним? Не так уж и важно.

Релин очнулся, разбуженный песнями рабов, празднующих победу во дворце-крепости. Правую часть лица колет песок вперемежку с мелкими камушками; ухо саднит и чешется; шея болезненно затекла; лежащая под грудью рука отозвалась резью. Он с трудом сел, первым делом осмотрел себя. Рассчитывал увидеть омерзительную круглую дыру в солнечном сплетении, однако на нем не оказалось ни одной раны.

Ничего нет! Даже шрама!

Взгляд упал на лежащее рядом с ним окровавленное острие копья, затем на торчащий из земли обломок древка. Релин тяжело вздохнул. Значит, ему этот кошмар не привиделся.

Улицы вокруг дворца-крепости пусты — восставшие рабы не удосужились выставить даже вшивенький патруль. Релин пожалел, что рядом с ним нет хотя бы одной фаланги шарист-пехотинцев. Сейчас он бы без усилий перерезал всех врагов, пока те в стельку пьяны!

Однако мечтать не вредно.

Юкнимея уже потеряна.

Насаженные на копья люди в свете луны кажутся сломанными куклами. Лица — бездушные резиновые маски, руки висят плетьми, бороды свалялись, грязные хламиды перепачканы в крови. Капитан крепости, его помощники, управляющий складом, главный виночерпий, даже несколько слуг из Аккарата — все висят здесь. Жакерас со своими людьми ничем не отличается от остальных пронзенных — такой же мертвый. Оживать — если он вообще на это способен! — не спешит.

Борясь с усталостью, Релин поднялся, боязливо огляделся в поисках патрулирующих улицы рабов. Никого. Он развернулся, рассмотрел вызывающе распахнутые врата города и побежал в их сторону. Перед мысленным взором появились картинки, как в него, свистя, летят стрелы, как воют в боевой рог, как за спиной раздается шлепанье босых ног и радостное улюлюканье восставших, как за ним начинают охоту, однако он спокойно вышел за пределы Юкнимеи, ни с кем не столкнувшись.

Перед ним расстелилась бескрайняя пустыня.

Несмотря на весь ужас пережитого, свобода опьянила. И Релин не смог ей не воспользоваться.

* * *

Губы растягиваются в улыбке. Радостное волнение переполняет легкие, делает тело невесомым.

Свобода. Одурманивающее сознание чувство. Дорога, ведущая во все стороны. Бесчисленные перспективы.

Релин иногда останавливается, заставляет себя мыслить разумно, объективно. Глушит радость. Я в пустыне, мои следы тянутся на песке от одной далекой дюны к другой. Над головой жарит солнце. От пота пропиталась вся одежда, сандалии в эйфории я выкинул. У меня нет ни еды, ни воды. Сколько еще смогу идти? К концу вечера я — труп, если не придумаю что-нибудь. До ближайшего оазиса на верблюде-то ехать дней пять, а уж пешком… К тому же у меня нет проводников, одному не выжить. Конец. Смерть.

А потом Релин хохочет. Так надрывается, что падает в песок, хватается за живот. Он бессмертный! Еще вчера его насквозь проткнули копьем! После такого не дышат! А он сейчас боится умереть от жажды и солнечных лучей! Да в пекло всё! Пусть его режут, колют, травят, сжигают, топят, бьют, закапывают. Наплевать! Впереди его ждет вечность!