Парадигма

Нестерпимая боль.

Убивающее ощущение невесомости.

Кровь, стекающая ручейками на песок.

И спасительное черное забытье, приходящее, как назло, в самую последнюю очередь.

* * *

А затем он очнулся в подземелье, так, по крайней мере, ему показалось…

* * *

Яркая вспышка.

Сдавленный кашель.

Тело бьется в конвульсиях — руки скручивает, ноги болтаются в пустоте.

Страшно простреливает спина, изрезанные до мяса пальцы ложатся на острие копья, безуспешно пытаются её сломать.

Релин разрыдался бы от отчаяния, если бы мог. Если бы не висел на пике. Если бы внутренности не горели от воткнутого древка.

Кошмар наяву длится до вечерних сумерек.

Или снова просто потерял сознание?

* * *

А затем он очнулся в подземелье, так, по крайней мере, ему показалось. Ощупал себя, но не нашел ни ран, ни шрамов. Живой и здоровый! Слишком хорошо, чтобы быть правдой! Поэтому он посидел на каменных плитах еще некоторое время, прислушиваясь к себе. Похоже, ему приснился дурной сон, как его насадили на пику! Но этот сон был такой реальный, четкий, с миллионом подробностей…

* * *

Ему удалось выдавить из себя долгий, дерущий глотку хрип. Во рту тут же стало солоно от собственной крови, с нижней губы потекла струйка, повисла на подбородке.

Релин скорее конвульсивно, чем намеренно, дернулся, древко под ним опасно заскрипело.

Освободиться.

Вытащить.

Прекратить эту нескончаемую боль.

Нет сил терпеть.

Мысли в его голове сверкают, точно падающие на ночном небе звезды — тяжелые, редкие, не оформившиеся. Дыра в солнечном сплетении вновь обожгла внутренности. Сдавленное сердце, до того быстро стучавшее, вдруг замедлило бег, отозвалось в плечах гулкими, слабыми ударами.

От навалившейся усталости опустились веки. Темнота оказалась не полной, в ней чертятся разноцветные росчерки.

Он заснул.

Или умер.

Не так уж и важно.

* * *

А затем он очнулся в подземелье, так, по крайней мере, ему показалось. Ощупал себя, но не нашел ни ран, ни шрамов. Живой и здоровый! Слишком хорошо, чтобы быть правдой! Поэтому он посидел на каменных плитах еще некоторое время, прислушиваясь к себе. Похоже, ему приснился дурной сон, как его посадили на пику! Но этот сон был такой реальный, четкий, с миллионом подробностей.

Он осмотрелся. Вокруг узкий бесконечный коридор. Свет исходит из ниоткуда, точно сами камни источают его. Стены местами покрыты зеленым мхом, с высокого потолка свисают лоскуты паутины, едва покачивающиеся на сквозняке. Пахнет затхлостью, мокрыми тряпками и старыми костями. Здесь холодно, мурашки то и дело бегают по спине, не спасает даже накидка из шерсти.

Стуча зубами и выдыхая облачка пара, Релин поднялся, неуверенно оперся ладонью о стену, но кожу тут же обожгло ледяное прикосновение. Проклятье! Пришлось одернуть руку. Не зная какое направление выбрать, он наугад двинулся вперед. Его шаги и дыхание гулким эхом отдаются в коридоре, словно идет не один человек, а целая армия.

Иногда в стенах попадаются выдолбленные в камне ниши — в них покоятся завернутые в прозрачные вуали мумии. Их пустые черные глазницы, ощеренные в жутких ухмылках рты, ввалившиеся носы пугают до дрожи.

Порой дорогу преграждают заросшие паутиной мраморные скульптуры, сделанные с таким искусством, которому бы позавидовали лучшие аккаратские мастера. Старые бородатые мужи, облаченные в бесформенные огромные балахоны, вытягивают руки ладонями вверх. Плачущие девы. Дети с гладкими фарфоровыми лицами. Релину приходится буквально боком протискиваться рядом со скульптурами, чтобы пройти дальше.

Он продвигается вперед, не ощущая усталости, лишь промозглый холод да забивающий ноздри запах сырости. Абсолютная тишина не давит на нервы, наоборот — успокаивает, расслабляет. Его тень безразлично перетекает все неровности на каменных стенах, следует за ним, точно неумолчный страж, точно двойник, застрявший в мире тьмы.

Погруженный в думы, Релин не сразу заметил блеск по левую сторону от себя. Резко остановился, повернул голову.

Зеркало, огромное — в высоту от пола до потолка, в ширину в десять локтей — возникло перед ним, словно из ниоткуда. Гладкое, идеально отполированное — не какая-то начищенная до блеска бронзовая панель! Релин сделал шаг назад. Под глазами его отражения черные круги, щеки ввалились, подбородок вызывающе выпирает, вид такой изможденный, будто он уже несколько дней как умер. Кожа на локтях в синяках, а на груди — в районе солнечного сплетения — высохшее темно-бурое пятно.

Пальцы коснулись холодной зеркальной поверхности — коснулись пальцев двойника. Душераздирающий крик Релина прокатился по коридору. В вены прыснули расплавленный металл. В миг по телу прошла волна страшного жара, свела мышцы, раздробила кости на тысячи осколков. Перед глазами ярко вспыхнуло, но тут же погасло.

Двойник, каменный коридор, свет, льющийся из стен, пятна зеленисто-черного мха в отражении исчезли.