Парадигма

— Всех так или иначе коснется, Стонтас. Пересидеть не получится. Скорее всего, война между пустынниками и Геткормеей заденет и другие страны. Наверняка из-за неразберихи очнется Нокронг, спустит своих пиратов Зигир. Станет горячо. Если у тебя есть дети, советую отправить их куда-нибудь подальше. Ты же из Оранеша? У вас там рядом Дряхлые горы.

— Спасибо за совет, д-д-друг. Так и поступлю. Вот только продам товар кочевникам — и помчусь домой к жене и детям. Печалит меня это всё, очень сильно печалит. Да п-п-похоже от судьбы никому не сбежать. Войны всегда плохи для торговли, если мы, конечно, не говорим об оружии и наркотиках, но для старого г-г-геометра подобное чересчур…

Он замолк.

Караван растянулся от одной карликовой горы до другой, его голова пропадает за пологой каменной стеной, щербатой и угловатой, тогда как хвост тянется по пустыне на половину стадия. Стонут верблюды, люди, обливающиеся потом, уставшие, вымотанные, покачиваются в седлах, стараются держать расстояние в несколько шагов друг от друга, звенят пожитки в тюках. Жмутся к земле выцветшие до болезненной желтизны кустарники и карликовые деревья.

— Пожалуй, мне пора возвращаться к своим, — сказал Найват, отхлебнув из фляги. — Я и так у вас задержался.

— Может, ос-с-станетесь, исполнитель? — спросил Стонтас. — Жара, конечно, невыносимая, но мы могли бы обсудить работы моего тезки или «Апории мер», которые — я уверен! — вы читали. У меня вроде в одном из тюков есть эта книга. Сейчас попрошу своих людей — и они принесут. В-в-вы даже представить не можете, насколько здорово с вами общаться.

— Мне лестно, конечно, но, думаю, я и без того злоупотребляю вашим вниманием. К тому же мне необходимо обсудить несколько важных моментов с Тешанасом. Да и погода не располагает к общению. Возможно, на вечерней стоянке я приду к вам, тогда и наговоримся вдоволь.

Еще раз попрощавшись, он направил верблюда вперед, тот двинулся с непривычной прытью, словно только и ждал команды. Мимо замелькали караванщики; один из них даже крикнул ему что-то в спину.

Когда забелели плащи Певцов, Найват натянул поводья, и верблюд пошел медленнее. Маги провожают его скучающими взглядами, некоторые из них почтительно склоняют головы, а татуированные согласно священному эддикту касаются указательным и средним пальцами обветренных губ — знак веры. Кочевники же, затесавшиеся среди Певцов, хмурятся, глядя на него.

Найват влился в ряд своих, перед ним расступились, освобождая место. После небольшой ребяческой выходки мозги прочистились, исчезла сонная одурь, мысли уже неползут, точно полудохлые слизни. Губы сами расползлись в ухмылке.

И вот тогда он ощутил — нечто повисшее в воздухе, отчего кожа покрылась мурашками, а в районе лопаток зашевелился неприятный холодок. Виски закололо.

Стараясь не выдать резко нахлынувшего волнения — и без того в последнее время часто пугал своих безумными выходками, — Найват осмотрелся.

Верблюды спокойны, Певцы и кочевники заняты привычными делами — кто-то раскуривает трубку, кто-то лениво болтает, кто-то подбрасывает игральные кости.

Ничего необычного.

Отчего же тогда сердце стучит как бешенное?

По правую руку выползла каменная гряда, её черная тень укрыла их, принеся с собой спасительную прохладу.

Найват вскинул голову до ломоты в шее.

Гора небольшая, в высоту локтей шестьдесят, верхушка пологая, вон сверкает золотистый ореол. Наверху мелькает черный силуэт призрачной твари; её неестественно длинный хвост, как у угря, выделывает спирали и восьмерки в воздухе.

Ослепительно сверкнуло, глаза обожгло болью, весь мир потонул в ярком белом сиянии, в миг стерев караван, верблюдов, людей и горы.

Найват не успел среагировать, как мощная волна выбила его из седла и закружила-завертела. Несколько мгновений невесомости показались вечностью, однако затем еговдавило в землю. От удара хрустнули ребра, остатки воздуха выдавило из легких, а в затылке что-то ухнуло. Тело протащило по песку.

Кривящийся от боли, ошарашенный, будто бы погруженный в толщу воды, Найват попытался встать, но ничего не вышло.

Рядом раздаются сотни звуков: крики людей, гортанные стоны верблюдов, звон клинков, свист стрел, бряцанье доспехов, скрип сандалий по песку. Зрение вернулось не сразу, тьма сменилась белым туманом, мир показался размытым, зыбким, но с каждым ударом сердца приобретающим четкость и фокусировку. Найвату удалось сесть, хотя голова тут же закружилась. Надо подняться. Некогда прохлаждаться. Что-то случилось.

Взор зацепился за огромную черную отметину на земле, вокруг которой разбросало и человеческие, и верблюжьи внутренности — кишки длинными червями стелются по песку, отрезанные руки конвульсивно сжимают и разжимают пальцы, а головы стражников, запеченные и страшно обожженные, невидяще смотрят в небеса. Ноздри уловили запах гари, перемешанный с кровью.

Картинка мгновенно выстроилась в голове: кто-то атаковал караван с вершины горы.

Рядом с ним возник, перепачканный в пыли, Ренай, грубо схватил за локоть здоровой рукой, рывком поднял и потащил в сторону горы. Он что-то крикнул, но слова потонули в шуме.