— Боги сделали выбор, солдаты! Они пощадили одного и одарили своей невероятной силой! Отныне это не просто человек из плоти и крови, но осененный особым знаком! Вы сами только что видели, как слабые телом и духом умерли в страшных мучениях! Теперь их душам там, в посмертии, ничего не грозит, а у нас есть божественный посланник —
Он продолжает и продолжает говорить, звуки слепляются в слова, те — в вязь предложений, однако Хен перестал слушать. Взор выцепил среди солдат Вора — тот улыбается.
Болтун едва не расхохотался в ответ.
— Освети этот амулет, — попросил белобрысый паренек и протянул костяной кругляш на толстой волосяной нитке.
— Я тебе что, сраный колдун?
— Но инвирь не может отказать…
— Пошел в жопу!
Бедняга вздрогнул как от пощечины, сжался. Плечи поникли, руки опустились.
— Ладно, ладно! Давай его сюда, — буркнул Хен и выдернул амулет. — В общем, насылаю на эту фиговину божественную благодать, силу Ифоотры, Сеетры и прочую срань! Теперь её обладатель не будет знать ран, начнет испражняться золотыми слитками, а стояк у него станет железный — любая баба прыгнет в постель! — Он фыркнул и сплюнул под ноги. — В общем, держи амулет и вали! Дай мне спокойно пожрать!
Парень часто-часто закивал и, прижимая к груди костяной кругляш, двинулся в сторону своих шатров.
— Это уже который по счету? — спросил Мирт, подлив в догорающий костер масла.
— Не знаю. Наверное, сотый или тысячный. Как они мне надоели!
На ночном небе уже загорелась фиолетовая Шуктха — звезда, предвещающая скорый рассвет, — а он, Мирт и Вор еще не ложились. Казалось бы, в такое время никто не станет приставать с просьбами осветить, благословить или помолиться, однако покоя нет — то дозорный подойдет, то старый дежурный пристанет с пустыми разговорами.
Хен сплюнул под ноги, уставился на пляшущее пламя костра.
— Радуйся, что землю топчешь, — заметил бывший капитан и отхлебнул из бурдюка разбавленное вино. — Поди там, на плацу, с жизнью попрощался. Честно говоря, я бы на твоем месте не только выпрашивал пощады и сопли на кулак наматывал, но и в штаны бы нагадил. Тот старый жрец — настоящее воплощение ужаса, бу-э-э! А ты молодцом стоял — испуганный, но гордый. О тебе уже байки пошли по лагерю.
— Угу.
— Ты у нас теперь символ живой удачи! Подожди, еще эвпатриды скоро явятся и на колени упадут! Начнут умолять одарить их святой благодатью!
— Это вряд ли.
Они хохотнули.
Хен как бы невзначай посмотрел на Вора. Тот взор не отвел, глядит с некоторым вызовом и неизменной улыбкой. В глазах пляшут искорки от костра, плечи широко расправлены, локоть упирается в колено. На шее висит такой же костяной амулет, который недавно приносил паренек-смотрящий, — словно в насмешку. В ногах лежит меч в ножнах.
— Похоже, боги действительно любят меня, — сказал Болтун.
— Или — священнослужители, — не без издевки заметил Вор. — Может, всё, что случилось с тобой, деталь огромного плана?
Хен в который раз прокрутил в голове события прошедших восьми дней, до сих пор не веря в случившееся.
Тогда на помосте у него вдруг подкосились ноги, и он рухнул под болтовню священнослужителей. Едва не потерял сознание, всё было как в тумане. Чьи-то руки — наверное, цаплеголовых — подхватили его и куда-то потащили. Мысли перемешались, отчего-то казалось, будто ведут затем, чтобы перерезать горло на глазах тысяч и тысяч людей. Он начал вырываться, его отпустили. Говорили о свободе. После того, как сняли цепи и те со звоном грохнулись под ноги, он все-таки потерял сознание. Очнулся уже в своем шатре в окружении ребят — Мирта, Вора, Рыжего, Лысого и остальных. Они эти семь дней возились с ним — кормили, поили, давая возможность восстановиться.
Он-то им ничем не мог отплатить за доброту, наоборот даже мешал, когда к вечеру им, уставшим после долгих тренировок, приходилось терпеть незваных гостей и паломников.
— Ты чего такой грустный? — спросил Мирт.
— Нет, всё хорошо. Просто задумался.
— Необычно, наверное, стать героем баек, — заметил Вор. — На шкуре своей, сказать так, ощутить всю гамму чувств. Новые ветки для костра историй, любопытный.
— Почему ты всё время называешь его любопытным? — хохотнул бывший капитан.
— Знает он. То тайна наша. С собой в посмертие унесем.
Из распахнутой палатки донесся зычный храп Вырви Глаза. К нему тут же присоединился Рыжий.
Хен, дохлебав кашу, положил миску возле себя.
— Ты, Мирт, забудь, что я тебе там в клетке говорил, — сказал он. — Ну, про мать и монеты — переживал сильно. Не соображал совсем.